— У меня правильные, но совершенно непримечательные черты лица. Думаю, ты просто видел кого-то похожего на меня. 

Он чуть подается вперед, положив на стол локти и сцепив руки в замок. Рассматривает меня так, что я чувствую себя дорогой безделушкой, которую этот тип купил. Мне до омерзения неприятно чувствовать на себе внимание того, кто виновен в смерти моей сестры. Быть рядом с тем, на кого когда-то смотрела влюбленно Аля. 

— У тебя линзы? — интересуется он со смешком, — такой цвет глаз редко бывает своим. 

Черт, с чего он интересуется? Это напрягает. 

— Да, — вру я, — это линзы. 

— Сними. Выглядит неестественно. 

Да чтоб тебя разорвало, Смоленский.  

— Тогда мне нужно будет заехать в аптеку и купить контейнер с жидкостью для линз, — как можно мягче отвечаю я, — я могу это сделать до нашего отлета или когда мы разместимся в Сочи. Когда будет удобнее? 

— Без разницы, — он теряет будто бы ко мне интерес, — можешь сделать это в любое время. Закажи себе что-нибудь поесть. 

— Конечно, — отвечаю я, ухватившись за прекрасную возможность сыграть в отравление. Дав знак официанту, я беру меню и мило произношу, — можно мне двенадцать штук “Розовой Джоли”? 

Ненавижу именно эти устрицы. Если уж мне придется убедительно играть и тошнить в унитаз, то мне понадобится всего лишь вспомнить о том, что я их ела. К тому же, двенадцать штук для меня - это гарантированное белковое отравление, если придется играть ну совсем уж убедительно. 

Спустя несколько минут мне приносят большую тарелку с устрицами на льду. Я беру раковину и маленькую вилочку, тыкаю в бедного моллюска, глядя, как он едва поджимает свою мантию и чуть приподнимаю его, проверяя, чтобы не было осколков от раковины. 

Аля обожала, кстати, устрицы, больше меня. Однажды она рассказала мне историю, как случайно проглоченные осколки раковины порезали ее знакомой внутренности. С тех пор мы обе не могли нормально есть этих гадов, не рассмотрев их едва ли не под лупой. А всех до ужаса бесило, как мы ковыряемся в моллюсках.

Я отправляю устрицу в рот, выпиваю водичку и откладываю в сторону. Одну, вторую.  

Меня УЖЕ тошнит, если честно. 

Когда я тянусь за шестой, то случайно натыкаюсь на взгляд Смоленского. Он настолько меня пугает, что я даже замираю. Можно было бы подумать, что он недоволен мною - вероятно, я веду себя сейчас не сильно прилично, заказав сразу столько еды и так сильно увлекаясь ею, словно, наконец, дорвалась до жрачки в ресторане. Но тут было что-то другое.  Он будто меня ненавидит. 

— Заканчивай с этим, — резко произносит он. Подзывает официанта и бросает ему коротко, — принеси счет. 

— Уже улетаем? — спрашиваю я, не понимаю, с чего у него так поменялось настроение. Хотя... я напоминаю себе, какой приползла от него Аля. Адекватный мужчина, который умеет себя держать в руках, никогда не тронет женщину. Этот просто психованный. Он даже был в черном списке модельных агенств. Чему ты удивляешься? Себе удивляйся, Саша, ведь ты умудряешься держать себя в руках рядом с таким человеком и не трястись от страха, и тебе придется делать еще несколько часов.

— Да, улетаем. Твои вещи готовы? 

— В машине на парковке, — быстро отвечаю, поднимаясь и посмотрев напоследок на свою тарелку. Не знаю даже, радуюсь ли я, что мне не придется доедать, или огорчаюсь, что мой план списать все на белковое отравление провалился. 

— Прекрасно, — только и отвечает Смоленский, рассчитываясь за заказ. Я потираю замерзшие от волнения пальцы друг об друга, когда телефон в сумочке несколько раз вибрирует. Достав его, я вижу сообщение от матери.