Родилась девочка. Столько месяцев надежд и ожиданий, особые службы в церкви – в Хевере и в Рочфорде, ничего не помогло – родилась девочка.

Моя маленькая девочка! Чудесный сверточек с ручками такими маленькими, что казались лапками крошечного лягушонка, с глубокой синевой глаз, напоминающей ночное небо Хевера. На макушке волосики такие черные, чернее не придумаешь, совсем не золотисто-рыжие кудри Генриха. Ротик – просто розовый бутон, так и хочется поцеловать. Она зевала – ну прямо король, утомленный постоянными восхвалениями. Она плакала – и по розовым щечкам текли настоящие слезки, словно у государыни, которую лишили законных прав. Когда я ее кормила, крепко прижимая к себе, в восторге от того, с какой силой она сосет грудь, крошка надувалась, как маленький ягненок, и засыпала, словно пьяница, отвалившийся от кружки медового вина.

Я не спускала ее с рук. Ко мне приставили кормилицу, но я схитрила и сказала, что ужасно болит грудь, просто необходимо кормить самой, и малышку у меня не забрали. Я в нее просто влюбилась. Я настолько ее полюбила, что никак не могла себе представить – чем она могла быть лучше, родись она мальчиком.

Даже Генрих растаял при виде ее, когда пришел с визитом в затененную тишину родильного покоя. Он вынул девочку из колыбельки и с восхищением оглядел совершенную красоту личика, маленькие ручки и ножки малышки, высовывающиеся из-под вышитого платьица.

– Назовем ее Елизаветой, – сказал он, легонько покачивая дочку на руках.

– А можно мне выбрать другое имя? – осмелилась спросить я.

– Не нравится Елизавета?

– Мне хотелось назвать ее иначе.

Конец ознакомительного фрагмента.