– Обижаете, Максим Владимирович. Когда мой отдел портачил?

– Пока – тьфу-тьфу – Господь миловал… Ладно, кликни там Гончарова, пусть разъяснит нам текущее положение. В части, его касающейся…

Подполковник вышел из кабинета начальника и, спустившись на первый этаж, постучал в последний слева по коридору кабинет.

– Кого там черт принес? – раздался из-за двери недовольный голос.

– Серега, давай к генералу. Слышать хочут!

– Добро. Три минуты!

И ровно через три минуты из своей «берлоги», куда он старался не допускать никого из посторонних, вышел подполковник Гончаров – начальник аналитической группы, поджарый, бритый наголо – по моде тридцатых годов – рослый мужик; в аналитики он загремел два года назад, когда случайно переусердствовал в допросе пленного французского летчика в боснийских горах. Пилот «миража» оказался хлипковат и отдал Богу душу – подполковника же Гончарова за сие самоуправство от оперативной деятельности отстранили и загнали за стол, чего он своему начальнику в глубине души так и не простил.

Тщательно закрыв дверь, он спросил деловито:

– Что зовут пред светлы очи?

Левченко развёл руками.

– Мне генерал пока не докладывает. Хочет, чтобы ты разъяснил, а что – обстановку в спальне голландской королевы или структуру финансовых потоков наших нуворишей – сам узнаешь. Пошли, сейчас тебе самому все расскажут.

Они поднялись наверх и вошли к начальнику Управления.

Генерал Калюжный сидел за своим столом, курил – в последнее время ему уже не хватало пачки в день, и его лечащий врач был этим обстоятельством крайне недоволен – и задумчиво смотрел в окно.

Левченко деликатно кашлянул.

– А, явились. Гут, проходите. – Хозяин кабинета был явно расстроен, хотя старался этого не показывать.

– Зачем вызывали, товарищ генерал? – Гончаров постарался придать своему вопросу максимально возможное безразличие и официальность.

– А вот ты сейчас нам с Левченко и евонным корешам изложишь суть балканских проблем. Так, без бумажки, сможешь, или отпустить на минутку за шпаргалкой? – генерал хитро улыбнулся.

– Шпаргалками не пользуюсь. – Ответ Гончарова был чуть-чуть более резок, чем следовало бы, и генерал это понял.

– Стало быть, зло все еще на меня держишь…

– Никак нет, товарищ генерал, по субординации не имею права!

– Права не имеешь, а все ж держишь… Ну, ясное дело! Там ты был герой, супостата громил, братьям помогал – а тут старый хрен заставляет бумажки перебирать? Так, что ли? – Калюжный пытливо уставился на подполковника.

– Думаю, на оперативной работе я был бы более полезным для дела.

– Хм… Это мы очень скоро увидим. – И, глядя, как оживился Гончаров, генерал добавил: – Очень может быть, уже даже в этом году.

В это время в кабинет вошли еще двое посетителей – в таких же, как у Левченко, неброских костюмах и однотонных галстуках, с незапоминающейся – в отличие от фрондирующего своей бликующей лысиной Гончарова – внешностью. Подполковник Румянцев и подполковник Крапивин, члены той группы, что разрабатывала проект «Обилич».

– Садитесь, господа офицеры, поудобнее. Герр оберст Гончаров доложит вкратце суть текущих событий на балканском перекрестке. – Генерал радушно обвел рукой свой кабинет.

Все расселись. Гончаров встал – он всегда докладывал стоя, хотя генерал в этом деле был либерал, у него в кабинете можно было излагать, и сидя в креслах – и хорошо поставленным голосом начал:

– Реальных игроков у нас тут двое – Германия и Штаты. До последнего времени – точнее, до албанских событий – немцы шли на полкорпуса впереди. Их креатура – хорваты – во-первых, сильнее в военном отношении, крепче духом, организованней всех остальных-прочих югославских народов; одно слово – европейцы. Опять же, накануне краха Югославии в девяносто первом большинство ключевых постов в союзных органах власти занимали хорваты – президент Месич, премьер Маркович, глава МИДа Лончаревич, командующий армией Кадиевич, главком авиации Юрьевич, глава разведки Мустич. Когда начался распад – немцы признали Хорватию и Словению мгновенно – и тут же начали им поставки оружия со складов бывшей ГДР. То есть где-то до осени девяносто шестого у них были все шансы бывшую Югославию подмять целиком – у них был неубиваемый козырь, полностью ими созданная Хорватия. Но оказались в немецкой позиции и очевидные слабости. После Дейтона хорватам от сербов уже рвать было нечего, они начали свою новоприобретенную самостийную родину обустраивать – и, как военно-политическая сила, превратились в немецких руках из козырных королей в лучшем случае в девяток. Правда, немцы немного поиграли в Боснии за мусульман – но это мелочи; босняки слабы, ненадежны, не имеют боевого духа и в целом для немцев больше едоки, чем боевики – извиняюсь за каламбур.