В стойбище было суетно – как, впрочем, и в момент моего ухода. Почудилось только, что брожения имеют несколько другой, более нервный оттенок, но от этого ощущения я отмахнулась. Не собирают в панике шатры, детей не прячут, значит – ничего страшного не случилось.
В шатре было пусто, что порадовало, но я даже устроиться толком не успела, когда полог опять отодвинулся и внутрь шагнул Микар. Хмурый, сосредоточенный; даже сквозь его обычную маску проступало не то беспокойство, не то смятение.
– Что-то случилось? – спросила я, когда мужчина молча прошёл внутрь и подошёл к той части шатра, в которой хранились пожитки.
– Горе пришло, – отозвался он со вздохом. – Даже если ждёшь его, всё равно хочется верить, что духи помогут.
– Хм. А если подробнее? – озадачилась я такой формулировкой.
– Кирин умирает, – грустно ответил он. – Бедная девочка.
– Девочка? – ещё больше озадачилась я. «Ожидаемое горе» больше ассоциировалось у меня с умиранием кого-то, кого трудно было назвать девочкой. Скорее уж, бабушкой. – И отчего она умирает?
– Ребёнок, – нехотя пояснил Микар, появляясь из-за занавески с холщовой сумкой через плечо и небольшой палкой, украшенной перьями. – Маленькая она, слабая, нельзя ей было. Но уж очень хотела своему мужчине дитя подарить…
– Так, давай по существу, не ледени мне мозги, – велела я, поднимаясь на ноги. – Что за ребёнок? Роды у вас там сложные, что ли? А целители где?
– Целители не всегда могут помочь, – он пожал плечами. – Здесь – не могут. Здесь – моё дело, помочь ей уйти к духам спокойно.
– Погоди, может, ещё без тебя обойдёмся. Веди, где там ваша умирающая?
Микар глянул на меня как-то странно, недобро, словно хотел послать в далёкое путешествие, но в последний момент сдержался. Несколько мгновений сверлил взглядом, а потом вздохнул и кивнул следовать за ним.
Давящую, гнусную атмосферу близкой смерти и пролитой крови я почуяла загодя. Мы ещё только приблизились к нужному месту, а я уже могла сказать, в каком шатре ожидаются похороны, и уверенно двинулась в нужном направлении, обогнав угрюмого Микара. Нырнула за полог; мне никто не препятствовал.
Света внутри было достаточно, чтобы рассмотреть печальную картину во всех деталях. И не смуглого – серо-зелёного здоровенного мужика, сидящего в углу, явно папашу. И худую женщину с серыми волосами, словно окаменевшую, по неподвижному лицу которой сбегали слёзы, срываясь с подбородка. И пару очень хмурых инчиров, мужчину и женщину, которые сидели на коленях возле роженицы; мужчина что-то бормотал, а его напарница – держала страдалицу за руку и молча гладила по волосам. И, наконец, саму без двух минут покойницу, которую уже готовы были провожать в последний путь – бледно-серая, едва дышащая, с залитым потом и слезами лицом. Кажется, ей сейчас хотелось одного: чтобы всё это уже закончилось, хоть как-то.
Мне не препятствовали, когда я подошла и опустилась на колени рядом с несчастной, положила ладонь на живот. Шансов разродиться нормально у девчонки просто не было: она действительно оказалась уж очень худенькой в сравнении со своими сородичами, а ребёнок взял отцовские габариты. И живучесть, кажется, тоже. Не знаю, сколько они тут развлекались до моего прихода, но пока ещё оба были живы.
– Микар, убери всю эту подтанцовку, – резко бросила я вошедшему следом мужчине, доставая нож и спешно закатывая рукава рубахи.
– Зачем? – растерялся он. – Послушай, я…
– Ты решительно настроен спровадить её к духам или я могу попытаться спасти? – оборвала я его.
Несколько мгновений мы мерились взглядами, а потом старейшина коротко кивнул и принялся выпроваживать всех лишних наружу, что-то там рассказывая им про сложные чары и особенных духов, которые не любят посторонних, но постараются помочь Кирин. А он сам обязательно проконтролирует, чтобы они ненароком не навредили. Целители, похоже, просили остаться, муж паниковал и протестовал, мать рыдала; я не обращала внимания. Главное, что Микар благополучно отгонял их от меня, не мешая подготовке.