– Вы уже выучили. Да, я здесь именно для этого. Как и Полкан с Мавкой. Верно, доктор Полкан?

Пес моргнул в знак согласия, улыбаясь во всю широкую медвежью морду.

– Пойдемте, Костя, – сказала Руточка. – Мы покажем вам Парадиз.

– Да, но на столе не прибрано, – в замешательстве проговорил Кратов. – Насколько я понял, у вас принято обходиться без техники?

– Ну, не до такой же степени! Ох, уж мне эти плоддерские ухватки… Существует сфазианская служба быта. Помните, как в сказке: пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что?

– Не помню, – соврал Кратов.

– Как-нибудь я расскажу вам эту сказку, – пообещала Руточка.

Этот день мог считаться потерянным. До конца его не состоялось ничего примечательного. Только неспешные прогулки по саду, в котором прятались погруженные в запустение маленькие домики. Хозяева их являлись лишь затем, чтобы выспаться, да и то не каждую ночь.

В ужин, когда над Парадизом начали сгущаться сумерки (в соответствии с установленным Руточкой сценарием биологического цикла), имели место энергичные словопрения его превосходительства Галактического Посла и госпожи эколога. По-видимому, они стали одной из застольных традиций… Впрочем, тоскливое выражение лица Кратова вынудило их прекратить перепалку. Энграф истолковал все по-своему и деловито, с неподдельной заинтересованностью, осведомился у Кратова о граничных значениях коэффициента толерантности для семигуманоидов третьего класса. Кратов поднапряг свою память и дал ему такую справку. Хотя у него возникло тяжкое подозрение, что этот коэффициент нужен Энграфу, примерно как бегемоту веер…

Затем Григорий Матвеевич поднялся, поцеловал Руточку в лоб и величественно удалился к себе. Руточкину бдительность это не усыпило, и она послала вдогонку уведомление о том, что если заметит ночью хотя бы отблеск света в его окнах, то немедленно, не сходя с места, потребует его отправки на Землю, потому что по ночам спят мышата и ежата, и ксенологи тоже спят. На что Энграф небрежно, через плечо, ответствовал: «А также поросята и котята, не исключая экологов, – вместо того, чтобы заглядывать в чужие окна!»

Руточка не нашлась, что возразить, но лицо ее выразило такое отчаяние, что теперь уже Кратов преисполнился сочувствия.

– Ну, что вы, Руточка, не стоит… – сказал он. – Вы же видите – человек увлечен своей работой!

– Ступайте отдыхать, Костя, – обреченно ответила женщина. – Это вы сейчас такой чуткий. Погляжу я на вас через месяц…

Кратову не хотелось никуда уходить, но здравый смысл подсказывал, что Руточке не до него. Вздохнув, он отправился в свои апартаменты.

Ему достались три комнаты по соседству с Энграфом – гостиная, рабочий кабинет и спальня, совершенно пустые и однако же носящие следы каждодневной уборки.

– Сфазианская служба быта, – произнес Кратов с иронией, но старый приятель Буратино все понял буквально.

– Что бы вы хотели? – спросил он из пустоты.

Кратов смущенно хмыкнул: его снова застали врасплох.

– Какое-нибудь освещение для начала… – пробормотал он, и тут же вспыхнули не примеченные сразу светильники в виде старинных канделябров. – И что-нибудь вроде мебели…

– Какой стиль вы предпочитаете? Ампир, рококо, модерн?.. Ну-у, то, о чем вы сейчас подумали, трудно назвать мебелью.

– Возможно. Это была каюта космического корабля. А теперь в голову лезут какие-то гамбсовские стулья…

– У вас на Земле в последнее время стал популярен стиль «бореаль».

– Я согласен. Все равно не знаю, что это такое.

– Могу я просить вас перейти в другую комнату?

Кратов в некоторой растерянности подчинился, оставив дверь открытой. Пол и стены гостиной зашевелились, заколыхались и с аппетитным чмоканьем принялись рождать низкие округлые кресла, приземистый многоугольный стол, пышный диван цвета морской волны…