– А какая разница-то? – поднимая вскипевший чайник, поинтересовалась Марилла с ещё одной ржавой улыбкой.

– Очень большая. Так ведь гораздо лучше. Вот вы произносите имя и сразу в воображении видите, как оно выглядит, если его написать. Я всегда вижу. И Э-н-н выглядит до того куце, а Э-н-н-и гораздо солиднее. Так что, если вы согласитесь называть меня Энни, то постараюсь смириться, что я не Корделия.

– Ну, Энни, то бишь Энн с буквой «и» на конце, можешь ты нам рассказать, как вышла эта ошибка? Мы просили миссис Спенсер привезти нам мальчика. И что же? Никак в приюте все мальчики кончились?

– Да нет, их там полно. Но миссис Спенсер ясно сказала, что вам нужна девочка лет одиннадцати, а тамошняя экономка посоветовала меня. Вы даже не представляете, как я обрадовалась. Всю ночь потом не могла заснуть. Ой, почему же вы мне прямо на станции не сказали, что я вам не нужна? – укоряюще посмотрела она на Мэттью. – Просто оставили бы меня там, и я не увидела бы ни Белый Путь Радости, ни Озеро Сияющих Вод, и мне бы не было так трудно принять, что я здесь не нужна.

– О чём это она? – уставилась Марилла на брата.

– Ну это просто про наш разговор по дороге, – торопливо объяснил тот. – Пойду-ка, знаешь, кобылу отведу в стойло. А ты пока чай приготовь.

– А миссис Спенсер ещё кого-нибудь, кроме тебя, взяла? – продолжила расспросы Марилла после того, как Мэттью ушёл.

– Да. Для себя. Лили Джонс. Ей только пять лет, и она очень красивая. У неё каштановые волосы. Вот если бы я была очень красивая и с каштановыми волосами, вы бы меня оставили?

– Нет. Нам нужен мальчик, чтобы он помогал Мэттью на ферме. Девочка совершенно бесполезна. Сними-ка шляпу, и я её положу вместе с твоей сумкой в прихожей на стол.

Энни кротко исполнила приказание. Мэттью вскоре возвратился. Они сели ужинать. У Энни едва получилось прожевать кусочек хлеба с маслом да клюнуть каплю варенья из диких яблок, которое стояло возле её тарелки в маленькой стеклянной зубчатой мисочке. Больше она ничего не смогла съесть.

– Ты ничего не ешь, – отметила Марилла таким резким тоном, словно, по её мнению, это был серьёзный недостаток.

– Я не могу. Я в пучине отчаяния. Разве вы в состоянии есть, когда пребываете в пучине отчаяния?

– Никогда не была в пучине отчаяния и на сей счёт о себе ничего сказать не могу, – ответила Марилла.

– Никогда? – с удивлением посмотрела на неё девочка. – Но хоть раз пытались представить себе, что вы в пучине отчаяния?

– Нет. Ни разу.

– Тогда, думаю, вам не удастся понять, каково это. Очень неприятное чувство. И если пытаться есть, когда вы им охвачены, в горле встанет комок, и вы ничего не проглотите. Даже шоколадную карамель. Я ела однажды два года назад шоколадную карамель. Потрясающе вкусно. Мне с тех пор часто снится, будто у меня очень много шоколадных карамелек и я прямо сейчас начну их есть, но, как только начинаю это делать, сразу же просыпаюсь. Надеюсь, вы не обижаетесь, что я не могу есть? Ужин у вас очень вкусный, но всё равно не могу.

– Полагаю, она устала, – проговорил Мэттью, до сих пор не произнесший ни слова с момента своего возвращения в дом. – Наверное, лучше её уложить уже, Марилла.

Сестра именно об этом и размышляла. Ожидаемому желанному мальчику был приготовлен диван в маленькой комнатке при кухне, однако при всей аккуратности и чистоте, наведённых там Мариллой, такое место она считала неподходящим для девочки. Положить эту замарашку в гостевой комнате показалось Марилле чересчур. Оставался единственный вариант, а точнее – мансардная комната с восточной стороны дома.