И опять гребцы ударили вёслами по волнам, и мы пустились в путь вдоль берегов Эпира. Скоро мимо нас пронеслись высокие горы Керкиры, острова феаков, но мы держали путь в гавань Хаонии, к твердыне Бутрота, и там остановили бег кораблей.

Там дошли до нас странные слухи. Будто бы греческими городами здесь правит теперь Гелен, сын Приама. Будто у Пирра Неоптолема отнял он и царство, и жену – Андромаха будто бы теперь снова жена троянца. Эти вести разожгли моё любопытство, и я поспешил, оставив флот, в город, чтобы там найти Гелена и обо всём расспросить у него.

Но по дороге в город, в роще на берегу реки, я встретил саму Андромаху – она справляла тризну и погребальные обряды на пустом холме. Праха Гектора не было в нём, но она возвела и посвятила погибшему супругу два алтаря, чтобы плакать над ними. Она увидела нас, узнала троянские доспехи, и тут же холод сковал её тело, она без сил упала на землю, думая, что перед ней не что иное, как смертное видение. Долго молчала она и потом сказала:

– Тебя ли я вижу, сын богини? И какие вести принёс ты мне? Ты жив? И если ты лишь тень из царства мёртвых, то где же, скажи, мой Гектор?

Сказав это, Андромаха залилась слезами.

Меня тоже душили слёзы, и голос мой срывался. Я так отвечал ей:

– Отбрось сомнения, это я, и я жив, хотя жизнь моя и протекает на краю бездны. Но расскажи о себе. Какие ещё горести изведала ты после того, как потеряла величайшего из мужей? Каково делить Пиррово ложе той, кто была женой самого Гектора?

Тогда она опустила взгляд, и голос её стал глуше.

– Только одна из троянских дев была счастлива – та, которой повезло быть принесённой в жертву на могиле Ахилла у троянской стены. Никто не разыгрывал её по жребию, она не была рабой и не всходила невольницей на ложе победителя. Нас же увезли по водной глади кого куда те же самые воины, которые перед тем дотла сожгли нашу родину. Все эти годы я терпела Ахиллесова сына Пирра, этого спесивого и надменного юнца, в рабстве рожая ему детей. Потом он уехал в Спарту, чтобы жениться там на Гермионе, внучке Леды, а меня отдал Гелену, ещё одному своему рабу из числа троянцев. Но случилось так, что мучимый фуриями Орест настиг Пелида и бездыханным поверг его на могилу отца. После его смерти власть здесь перешла Гелену, и эти земли он назвал Хаонийскими в честь троянца Хаона. Город назвал он Илионом, на вершине высокого холма воздвиг твердыню Пергама и эту реку назвал именем Симоента – но родины эта земля мне не заменила. Однако скажи о себе. Какой судьбою заброшен ты сюда? Какой бог привёл тебя к нам, хотя ты и не знал, где нас искать? Где твой сын, Асканий? Жив ли он? Помнит ли свою мать? Знает ли, что братом его матери был сам Гектор? Мысль об этом должна зажигать в его сердце мужество и пробуждать в нём старинную троянскую доблесть.

Так говорила Андромаха и долго рыдала, не в силах унять слёзы. Но вот мы увидели, как от городских ворот, окружённый толпою, спешит к нам Гелен, сын Приама. Он тотчас узнал нас и повёл к воротам – обрадованный, он лил слёзы и болтал без умолку. Подойдя к городу, мы увидели малое подобие великой Трои: небольшой Пергам на невысоком холме и скудный ручей, который назвали Ксанфом. Я в слезах целовал порог, напоминавший о родном пороге, и створы ворот, сделанных в память о Скейских вратах. Вместе мы вошли в город друзей, и царь принял нас в своих просторных палатах. Там, в чертогах Гелена, мы пировали, поднимая чаши с вином и держа золотые блюда с яствами.

Пролетел день, а за ним и другой, и вот уже лёгкие ветры стали звать нас в путь, и Австру не терпелось наполнить паруса наших кораблей. Тогда я обратился к царю-прорицателю с такой просьбой: