Войдя в гавань и высадившись на берег, мы увидели на равнине вольно пасущееся стадо коров с другим мелким скотом. Взяв добычу, мы принесли часть её в жертву Юпитеру и великим богам, чтобы они были благосклонны к нам, и сели пировать, поставив столы и ложа на берегу залива. Но только мы расселись, как, к нашему ужасу, с гор слетели гарпии. От взмахов их громадных крыльев поднялся ветер, а воздух мгновенно был отравлен их зловонным дыханием. С гнусными воплями они стали расхищать яства с наших столов, а оставшиеся осквернять касанием своих нечистых лап.

Тогда мы переставили столы в глубь скалы, в надёжное укрытие, вновь разожгли огни алтарей и улеглись, приготовившись к пиру. Но снова откуда ни возьмись, из тайных своих убежищ налетела шумная стая и стала хватать и осквернять нашу пищу. Тогда я приказал спутникам взять оружие и вступить в бой с проклятым отродьем. Повиновавшись мне, тевкры обнажили мечи, спрятались в высокой траве, и стоило мерзкой стае с дикими криками зайти на новый круг над берегом, как Мизен с высокого утёса затрубил в медную трубу, подавая знак воинам. Вступив в небывалую битву, мы набросились на чудовищ – но самый острый меч не мог поразить их оперения, и самый сильный удар не мог даже ранить их. Они унеслись вверх, в поспешном бегстве оставляя за собой гнусный след содержимого своих внутренностей, и только одна Келено, усевшись на высокой скале, заговорила с нами:

– Глядите на себя, потомки Лаомедонта! За быков и за тёлок готовы вы вступить в битву, за кусок мяса готовы вы изгнать ни в чём не повинных гарпий из их дома. Так слушайте же меня и запоминайте! Я скажу вам то, что мне поведал Феб-Аполлон, а ему сказал то всемогущий Отец богов. Вы держите путь в Италию – что ж, однажды, умолив попутные ветра, вы пристанете к её берегам. Но город, обещанный вам пророчеством, вы окружите стенами не раньше, чем жестокий голод заставит вас пожирать сами пиршественные столы, впиваясь в них зубами. Такова будет ваша плата за обиду, нанесённую гарпиям!

Закончив свою речь, Келено расправила крылья и унеслась в непролазные леса. У нас застыла кровь в жилах, ужас охватил упавших духом людей, и один за другим стали говорить они, что не мечом, но мольбой и смиренными просьбами следует нам добиваться мира – будь то хоть нечистые уродливые птицы, хоть бессмертные богини. Отец мой Анхиз, стоя на берегу, простёр к небесам руки, взывая к милости богов.

– О боги! Молим вас отвратить от нас беды! Смягчите гнев свой и ради нашего благочестия спасите нас!

Мы сразу же отвязали канаты и покинули злосчастные берега Строфад.

Нот наполнил наши паруса, и корабли побежали по пенным волнам. Мы держали путь туда, куда звал нас ветер и вёл наш кормчий. Мы миновали лесистый Закинф, Саму и Дулихий, потом увидели вершину Нерита и обошли стороной берега Итаки, проклиная страну, где был рождён беспощадный Улисс. Потом перед нами встал гористый Лефкас, мы увидели на мысу храм Феба, внушающий трепет проходящим мимо морякам, и поспешили к берегу, где наконец бросили якорь.

Выйдя на сушу, мы принесли жертвы Юпитеру, разожгли алтари и совершили очистительные обряды. Там, на мысе Актиум, мы провели игры, будто у себя на родине. Друзья соревновались в честной борьбе, масло стекало с обнажённых тел – и на душе становилось легче. Позади был трудный путь среди опасных земель и вражеских греческих городов.

Меж тем солнце совершило полный круг: прошёл год, как мы покинули родную гавань; миновала ледяная зима, что ураганами вздымает ввысь тяжёлые волны. Тогда я повесил на дверь храма выпуклый медный щит, что когда-то носил пращур Геракла Абант, и велел написать: оружие грека в дар принёс греками побеждённый Эней, – после чего скомандовал вновь занять места на скамьях кораблей и покинуть гавань.