Дядя Адо, отец Аиды и Сабины, был офицером авиации и имел обыкновение начинать свои фразы со слов: «Несмотря на весь мой ум». И только потом следовало продолжение.

– Кем ты работаешь, дядя Адо? – как-то спросил его я.

– Несмотря на весь мой ум… я – пилот, мой мальчик.

– Чтобы стать пилотом, много ума не надо…

– О! Для этого, конечно. Но если бы мне повезло, я мог бы управлять космическим кораблем.

– Как Гагарин?

– К сожалению, мы живем в маленькой стране, и у нас недостаточно возможностей для космических разработок, здесь нужны крупные инвестиции.

Дедушка терпеть не мог дядю Адо.

– Кто пилот – он? Да он работает журналистом в казарме Райловаца![16] – рассказал он мне однажды.

Дядюшка Адо, насколько я понял, не был обычным лгуном. Поскольку он носил синий костюм, то ответил так на мой вопрос, чтобы доставить мне удовольствие: он знал, что, как и все мальчишки, я обожаю самолеты. Адо прилагал все усилия, чтобы сделать счастливым моего кузена Эдо, заменив ему, насколько возможно, его отца Акифа. Когда на прилавках рынков Сараева появлялись первые бананы и апельсины, он покупал их, возвращаясь из казармы Райловаца, и выкладывал на стол в комнате, где жили Эдо, Дуня и их мать Биба. Его собственные дети всегда были на втором месте. Адо отправлялся на работу в безукоризненно чистом костюме, а возвращался обычно со следами штукатурки и земли на синей форме. Однажды он принял решение раз и навсегда покончить с алкоголем, что несказанно обрадовало мою тетю Изу.

– Я не выпью больше ни капли, а ты сядешь на диету, – объявил он.

Моя тетя, пришедшая было в восторг от того, что ее муж собирается бросить пить, моментально встревожилась при мысли, что отныне ей придется следить за своим питанием:

– Ты же знаешь, Адо, я ем как воробышек!

Дядюшка Адо остался непреклонен:

– Значит, не будешь есть вообще, даже как воробышек, посмотри, какая ты толстая. Отнеси все деньги в банк, положи их на сберегательный счет на два года, пока кризис не минует.

Моя тетя сделала все так, как велел ее муж. Но уже на следующей неделе Аида и Сабина с воплем ворвались в комнату дедушки:

– Папа бьет маму и требует, чтобы она забрала деньги из банка!

Дедушка утихомирил эту ссору, как и множество других в доме номер два по улице Мустафы Голубича.

Когда дедушка возвращался с работы, мы всегда радостно бросались ему навстречу. Он приносил нам сливы, инжир, все эти маленькие гостинцы, которые мог себе позволить государственный адвокат. Я был не так близок с дедушкой, как Эдо, и испытывал по этому поводу ревность. Но их особые отношения объяснялись тем, что они жили под одной крышей. Я сблизился с дедом в тот период, когда он научил меня свистеть. Все считали, что его любимая песня – «Муйо подковывает коня под луной», тогда как в действительности он обожал песню «Битлз» «When the saints go marching in…». Но он быстро заметил, что я не на шутку разошелся и мог насвистывать до поздней ночи.

– Не свисти ночью в доме, разбудишь дьявола! – одернул он меня.

Чтобы хоть немного развеселить нашу больную Мать, он говорил ей:

– Старушка моя, я побрился, сегодня вечером колоться не буду.

Однажды мы с Эдо обнаружили его неподвижно лежащим на балконе и разглядывающим фотографии обнаженных женщин из журнала «Старт». Вся странность состояла в том, что выдранные из журнала страницы были развешаны на веревках посреди белья, сохнущего на солнце.

– Ты спишь, дедушка? – спросил я.

Он поспешно спрятал порнографический журнал под матрац и снял страницы с бельевой веревки.