То есть, получается, меньшее из зол?

- Понимаете, объективно, наверное, ничего не мешает. Более того, если посмотреть, так сказать, по модулю, то вы самый подходящий для обсуждения таких дел человек из всех, кого я знаю. Но вам может не понравиться.

- Вступление меня уже насторожило. Честно, я вообще не представляю, чем вас можно шантажировать. Всё, что мне известно о вас, лежит в параллельной плоскости с шантажом.

- Грехами юности, вестимо, - криво усмехнулась Элоиза. - Человек угрожает, что предаст огласке некие фотографии, которые предавать огласке не следует.

- Значит, фотографии. Интересно. Кто же на тех фотографиях?

- Я. И ещё четыре человека.

- Что за люди?

- Моя сестра Марго и наши приятельницы. Мари, однокурсница Марго, и Адриенна, она художник, они все общались более-менее в одной компании, пока спелись между собой, а потом уже и со мной тоже. И ещё мужчина, с которым я в то время встречалась.

- И почему эти фотографии не следует предавать огласке?

- Потому, что фотографии с некоторым количеством обнажённых людей в разных сочетаниях и позах предавать огласке не следует в принципе, это дело личное. Даже если это и был постановочный фотосет.

- А это был постановочный фотосет? - уточнил Себастьен.

Элоиза не могла прочитать, что выражает его лицо - слишком была взволнована.

- В тот момент - да. Но вообще - не только. Мы, если угодно, искали приключений, так это проще всего назвать. Временами - между собой, а временами приглашали кого-нибудь ещё, мужчину, или мужчин.  Понятных мужчин - которых знали, и про которых знали, что их такая компания не отвратит и не возмутит. Человека, с которым тогда встречалась я, не могло отвратить и возмутить ничего, наверное. Поэтому он с радостью согласился участвовать, ему всё это приятно щекотало нервы. Он и фотохудожника нашёл, и лично проконтролировал процесс проявки-печати, и потом забрал все плёнки. Да, это были именно чёрно-белые фотографии, снятые на плёнку. Отпечатаны в единственном экземпляре. Мы с Марго и Адриенна взяли свои портреты, Мари сказала, что ей такое негде хранить, ведь нужно спрятать так, чтобы никто не нашёл. А Николя сказал, что будет хранить остальное. Просто как художественную фотографию. Видимо, я была глупа, раз не настояла на том, чтобы забрать и хранить самой, у меня-то возможностей хватало. Но похоже, что он или где-то прокололся, или ещё что случилось - как говорится, что-то пошло не так. И эти фотографии попали в чужие руки.

- Все? Сколько их было, кстати?

- Двадцать шесть - тех, которые сочли пригодными для того, чтобы оставить. Напечатали-то все, но десять уничтожили сразу.

- Почему?

- Они получились либо невыразительными по композиции, либо слишком откровенными.

- Точно уничтожили?

- Точно. Я участвовала. Порвали в мелкие клочки и сожгли. Негативы тоже порезали в мелкие клочки и сожгли.

- Хорошо, теперь к дням сегодняшним. Как шантажист связался с вами?

- Я получила письмо. Электронное. С фрагментами фотографий.

- Показывайте.

Элоиза безропотно нашла в телефоне почту, а в почте - нужное письмо.

- Смотрите.

- Адрес, конечно же, вам ничего не говорит?

- Ничего.

Он открыл письмо, прочитал. Потом, видимо, стал смотреть прикреплённые фотографии. Фрагмент ноги в чёрном чулке с атласным бантиком на внутренней стороне бедра и длинная нитка жемчуга, разложенная по обнажённой груди.

- И вы не сомневаетесь в том, что это детали именно знакомых вам фотографий?

Безусловно, Элоизе были знакомы эти фрагменты, и она понимала, что там ещё на оставшейся части фотографий.