Меня беспокоила Фрэнсис. Ее страдания по Эссексу, о которых я узнала, заглянув в дневник, тревожили. Для такой девушки, как она, влюбиться в Эссекса было верным способом испортить себе жизнь. Он носил высокий титул и, без сомнения, жену себе стал бы искать исключительно среди равных по положению. К тому же он был известный сердцеед и чересчур уж любил общество женщин. Как и все люди подобного склада, он способен был заставить свою жертву поверить, что она единственный объект его искреннего и неподдельного интереса. По всей очевидности, этот талант он унаследовал от матери. Девушкам вроде Фрэнсис делать рядом с таким нечего, и чем скорее она поймет это и ради своего же блага выкорчует из своего сердца чувства к Эссексу, затушит их, точно опасный костер, тем лучше для нее.

Быть может, мне самой подыскать осиротевшей бесприданнице мужа? Быть может, это мой долг перед моим верным Уолсингемом? Быть может, одернуть Эссекса, приказать ему, чтобы прекратил дразнить Фрэнсис?

Я терпеть не могла вмешиваться в чужую личную жизнь. Как у королевы, у меня была такая прерогатива, еще и поэтому я старалась этого избегать. Единственное, чего можно было добиться подобным вмешательством, – это настроить человека против себя, и все ради чего? Никакой конечной цели у него не было.

Таким размышлениям я предавалась одним майским утром, хмуро сидя за письменным столом, когда ко мне подошла Марджори.

– Ваше величество, у меня важные новости. – Она дождалась, когда я вскину на нее глаза, и лишь тогда сказала: – Фрэнсис Уолсингем вышла замуж за графа Эссекса.

– Что? – только и смогла произнести я и потом: – Когда?

– Предположительно, хотя наверняка я утверждать не могу, они поженились практически сразу или даже еще до того, как умер Уолсингем.

– Тайком!

А она оказалась умненькой девушкой. Умнее, чем я считала.

Однако мое первоначальное мнение никак не изменилось. Она не будет с ним счастлива. Эссексу нужна рядом пылкая и сильная женщина, которая уравновешивала бы его. Фрэнсис ему не пара. Меня вдруг обожгло мыслью: а может, он женился на ней потому, что она была вдовой сэра Филипа Сидни, а Сидни завещал свою шпагу Эссексу? Не мог же он на этом основании решить, что обязан, в ветхозаветном духе, унаследовать и его жену?

– Это трагедия для них обоих, – сказала я. – Мне нужно поговорить с Эссексом. Пошлите за ним.

Мы встретились в уединении моих внутренних покоев. Когда он вошел, я сидела. Вставать я не стала. Он опустился передо мной на колени. Я продержала его так довольно долго, прежде чем дозволила подняться.

– Ну, Эссекс, что вы можете сказать в свое оправдание? Брак заключается на всю жизнь. Мне доводилось слышать о йоменах, которые прожили с одной женой по пятьдесят лет. Вы этого хотите? Вы хотите прожить с Фрэнсис Уолсингем до конца ваших дней?

Среди моих придворных дам он уже успел заработать определенную славу: не пропускал ни одной юбки. По этой части он далеко превзошел даже собственного отчима.

– Если я дам свое соизволение на этот брак, вы должны хранить ей верность. Как вам это нравится?

Выражение его лица подсказало мне, что такого требования он не ожидал. Значит, намеревался совершить рыцарский поступок и жениться на вдове своего почившего героя, а развлекаться при этом рассчитывал с более чувственными и сговорчивыми дамами.

– Я склоняюсь пред мудростью и требованием вашего величества, – произнес он, все так же стоя передо мной со склоненной головой.

– Подумайте хорошенечко. Я – королева-девственница и вопреки грязным слухам, которые ходят обо мне в некоторых кварталах и за границей, знаю, что я та, кем себя называю. В этой чистоте и непорочности я черпаю свой авторитет. Извращений при своем дворе я не потерплю. Вы желаете и впредь оставаться у меня на службе? В противном случае я готова дать вам мое дозволение покинуть двор и удалиться в деревню, к вашей матери.