Вчера Люка водила Жанну за свой счет в цирк. Теперь она богатая, может. Жанна даже немного заискивает перед ней.

Люка входит в прихожую: «Мама!» Но ответа нет. В столовой на столе записка: «Я у Веры. Приходи туда». И отлично. Люка уже три дня не видела сестры. Вера все ездит куда-то, ее никогда не поймаешь. Отлично. И обедать у них вкусно, не то что дома.

Люка бросает портфель с книгами на пол и вприпрыжку сбегает по лестнице.

У Веры на звонок открывает горничная. И уже сразу в прихожей чувствуется что-то странное. Какая-то тревога.

– Что случилось?

У горничной испуганные глаза.

– Я не знаю. Кажется, мадам нездорова.

Владимир сидит на диване в кабинете.

– Здравствуйте, Люка. Посидите со мной. Нет, к Вере нельзя.

– Почему?..

Но Владимир смотрит на ковер и, должно быть, даже не слышит Люкиного вопроса.

Люка садится на диван, вытягивает ноги в желтых туфлях.

Нечего сказать, весело. И почему нельзя к Вере? У Владимира расстроенное, бледное лицо.

– Ну, как в лицее, Люка, вызывали?

– Да, по алгебре…

Из-за закрытой двери слышен голос Екатерины Львовны:

– Успокойся, успокойся, еще ничего не известно.

И всхлипыванье.

– Почему Вера плачет?

Владимир Иванович поднимает голову:

– Ну так как, вызывали?

– По алгебре…

И за дверью:

– Ты хину принимала?

– Да, да. Не помогает.

Всхлипывание сильнее.

Люка вытягивает шею:

– Вера больна?

– Простудилась, должно быть, – делано равнодушно отвечает он.

И снова за дверью:

– Я не хочу, не хочу. Я лучше умру.

– Но Верочка. Если даже… Ведь это совсем не опасно.

– Нет, я не хочу, не хочу. Это отвратительно, безобразно. Я лучше умру.

С минуту тихо, и вдруг Верин голос, жалобный и высокий:

– Господи, за что?..

Люка чувствует, как слезы щекочут в носу. Почему ее не пускают к Вере? Она бы утешила, развлекла, рассказала бы про вчерашних моржей.

– Разве она заразная?

Владимир Иванович смотрит на нее:

– Кто заразная?

– Ну Вера же. Почему нельзя к ней?

– Не приставайте, Люка.

В спальне хлопает шкаф.

– Какое платье достать?

– Все равно. Какое-нибудь.

– Шерстяные чулки надень. И шубу. Не простудись после ванны.

Шум передвигаемого стула.

– Попудрись, Верочка.

– Оставь, все равно. Где шляпа? Ну, идем.

Щелкает замок. Вера входит в столовую. Глаза красные, волосы висят из-под криво надетой шляпы. Что с ней?

У Люки сердце разрывается от жалости и нежности.

– Верочка!

Но Вера отмахивается от нее и быстро идет в прихожую. Люка хватает ее за рукав шубы:

– Вера!

– Отстань, – говорит Вера коротко и прикусывает губу, чтобы не расплакаться.

– Не приставай, Люка. Видишь, Вера расстроена. – Екатерина Львовна торопится за дочерью. – Обедайте без нас, а потом пойдешь домой.

Вера уже на лестнице:

– Скоро ли ты, мама?

– Сейчас, сейчас…

Люка открывает дверь в спальню.

Шторы на окне спущены. Кровать не постлана. На ковре рубашка и рядом утренние туфли. Шкаф открыт. На ночном столике какие-то порошки. Люка тянет воздух носом, как легавая собака. Пахнет йодом. Нет, ничего понять нельзя.

– Люка, обедать.

Люка садится напротив Владимира Ивановича. От всех этих волнений ужасно хочется есть.

Владимир Иванович рассеянно и молча смотрит на белую скатерть.

Люка наливает себе вина.

За жарким Владимир Иванович вспоминает о ней.

– Вы ничего не кушаете, Люка. Так нельзя.

– Угу, – отвечает только Люка с набитым ртом.

Но он, должно быть, вспоминает, что ему надо занимать ее.

– Ну, как в лицее? Вызывали?

– Угу, – снова односложно отвечает она, продолжая жевать.

Разговор кончен.

Люка наливает себе третий стакан вина. Как приятно с Володей. Пей сколько хочешь, не мешает. И на сладкое сливочный крем. Каждый бы день так обедать.