Это было какой-то детской глупостью, безумием – брать в игру человека. Но у чужого получилось; мало того, с его присутствием игра оживилась. Даже те, у кого сил на узоры уже не было, теперь перекатывали пальцами стекляшки, крепко задумавшись. Энвель занес пальцы над разноцветной блестящей смесью на столе. Как будто над струнами. Струны он и вспомнил – не глухой потерянный напев лютни Ривардана, а ликующую капель, что звучала здесь же – когда-то на Весенних танцах.

Правду говорят, бисер – игра для стариков, игра воспоминаний. Но вот же прозвучала арфа, как над ухом, – и тут же взвились в воздух и стали складываться в узор разноцветные бисеринки, и выплыла из ниоткуда та самая башня, наполненная песнями и смехом.

А Фингар уже сжимал и разжимал ладонь, готовый продолжить; всего несколько бисерин, передвинутых с места на место, – и рядом с башней вырастает ясень, облитый луной… Фингар, который видел Тир Финшог только разрушенной, а дерево – засохшим… Друзья его радостно засмеялись, и струна будто зазвучала громче, черпая из памяти давно забытые мелодии.

Сопляк очнулся внезапно: ветер погас, башня исчезла – и вскочил, едва не опрокинув стул. Эльфы посмотрели с сожалением. Свои смотрели тоже, уже повытаскивав сабли, и Сопляк с упавшим сердцем подумал – ну все, жди неприятностей.

Дождался. От дядьки Ротгара влетело, конечно, но этим дело не кончилось. Через день снова приехал южанин, но один. И комендант, вечером вызывая Сопляка на разговор, шипел:

– Ты что там натворил, чтоб тебя мотало?

Южанин не выглядел рассерженным. Он увел Сопляка из казармы, к длинной поваленной сосне, куда ребята обычно ходили курить. Сейчас там никого не было – поздно, все, кто не на службе, уже по койкам…

Южанин вытащил дорогой портсигар, протянул.

– Возьми, солдат. Не век тебе Ротгаровой дрянью травиться…

– Спасибо, вашродие…

– Дядько Ротгар небось вас тоже за выпивкой гоняет?

– Никак нет, вашродие. Комендант Ротгар очень строгий и никогда не нарушает устав.

– Ладно лапшу на уши вешать, – отмахнулся южанин. – Я ж сам под ним служил когда-то, вон Ревгвенн брали… Хороший он мужик, так-то…

Сопляк молчал. Не его дело – начальство судить. Тут уж судьи всегда найдутся.

– Тебя как звать? По-настоящему?

– Шон, вашродие. Из Байлеглас.

И опять вырвалось это «г» впридышку, как он ни пытался от него избавиться.

– Из Зеленграда, – мягко поправил южанин.

– Извиняюсь. Из Зеленграда. Конечно.

– Из самых холмов, получается…

Сопляк не стал возражать.

– А я и сам с гор, – сказал Реваз и поднял лицо к луне. – Только наши вершины вашим холмикам не чета, не в обиду будь сказано. Если наших гор не видел – ничего, считай, не видел… – он на минуту замолчал. – И не уезжал бы никогда, да видишь, куда по службе занесло… Сидим вот теперь в этом вереске, эльфов сторожим…

Ну вот и дошло, подумал Сопляк, сжимая на коленях мокрые руки. До эльфов.

– Говорят, ты тут с пленными в игры играть вздумал.

– Это была ошибка. Это больше не повторится, вашродие.

– Эльфы попутали? – усмехнулся тот. – Что за игра?

Терять уже было нечего, так что Сопляк попытался объяснить:

– Это… это бисер, вашродие. Просто… узоры складывать. Детская игра-то, вроде чики. Только чика хуже, потому что на деньги. А это – так, время убить.

То ли от отчаяния осмелел, то ли бес потянул за язык:

– Вы же их все равно потом… на кудыкину гору.

Южанин загасил сигарету и повернулся; на лице его, высветленном луной, глаза были как черные провалы.

– Умный парень.

Сопляк промолчал.

– И добрый. Жалеешь их, да? Думаешь, эльфы – тоже люди…