Иван слышал за спиной тяжёлое, прерывистое дыхание – кто-то пытался не закричать, пытаясь сохранить контроль, но едва сдерживался. Он понимал, что оборачиваться бесполезно: взгляд должен быть устремлён вперёд, туда, где сгущалась тьма, и откуда шли они.
Их движения нарушали привычную логику. Одни поднимались на задние конечности, раскачиваясь в воздухе, словно прислушиваясь к пространству, другие вытягивали передние лапы, из складок хитина медленно вытекали длинные, тонкие, дрожащие отростки. Они не хватали, не царапали, не цеплялись – они просто проникали в материю, растворяясь в ней, как если бы плоть, камень, металл не имели никакой твёрдости.
Один из пауков остановился: его конечности слегка подрагивали, будто внутри шёл сложный расчёт. В следующее мгновение он выбросил вперёд несколько длинных лап, и пространство между ним и ближайшим человеком исказилось. Воздух дрогнул, словно паук не двигался, а перемещался через материю, разрушая привычные законы движения. Член экипажа – Иван даже не успел разобрать, кто именно, – попытался отступить, но уже было поздно. Из паутины, стелющейся по земле, вырвались тонкие нити и охватили его ботинки. Он дёрнулся, отчаянно пытаясь высвободиться, но сеть реагировала быстрее – ещё мгновение, и она уже оплела его ноги, тянулась вверх, захватывая тело.
Он закричал, но звук мгновенно погас, будто его поглотила сама реальность.
Остальные стояли в оцепенении, заворожённые тем, как паутина, точно живой организм, медленно затягивала его, вплетала в свою ткань. Он больше не двигался. Стоял, будто застывший, но его глаза были широко раскрыты. Он видел. Он осознавал.
– Назад! – Иван сорвался на крик, сжимая оружие, но уже знал, что оно бесполезно.
Паутинные нити продолжали разрастаться, сплетаясь и множась, становились чем-то большим, чем просто ловушка. Они не покрывали пространство, не обволакивали его, а создавали его заново, ломая привычные границы. Несколько шагов назад – и вдруг позади уже ничего не существовало. Только вязкий, тёмный воздух, пульсирующий, дрожащий, словно пространство само теряло свою структуру.
Он чувствовал, как сеть разрастается внутри него. В лёгких, в ушах, в зрачках – она вплеталась в сознание, размывая границы собственного тела. Иван хотел закрыть глаза, но знал, что, если закроет – не откроет снова.
Один из пауков сделал резкий рывок. Иван увидел его лицо. Нет, не лицо – пустоту, из которой рождался мрак. Внутри глазниц клубилась чёрная бездна, в ней пульсировали сполохи, не похожие на свет. Это было не отражение, не сияние чужого измерения – это было что-то живое. И этот взгляд устремился прямо на него.
Он попытался шагнуть назад, но ноги не подчинились. Незаметные, тончайшие нити уже впились в его кожу, стягивали, словно невидимые путы. Боли не было. Но было осознание – если он дёрнется, попробует вырваться, сама реальность дрогнет. Они ждали этого.
Пауки двигались медленно, с пугающей уверенностью, как существа, не знавшие страха или спешки. Ещё один приблизился, и Иван увидел, как его хитиновая поверхность изменилась – словно больше не была твёрдой. Она текла, смещалась, и в ней проявлялись лица. Человеческие, но неузнаваемые. Размазанные, искажённые, будто испорченная фотоплёнка. Их губы шевелились, но звука не было. Они что-то говорили.
Позади кто-то резко дёрнулся. Может, один из членов экипажа пытался убежать, может, просто не выдержал напряжения. Этого хватило: пространство взорвалось движением.
Пауки пришли в возбуждение, сеть задрожала, распространяясь с новой скоростью, а воздух наполнился пронзительным звуком – высоким, нестерпимо тянущимся, похожим на разрывающийся металл.