5. 4.
Глава 4.
Дана
Перед глазами всё плыло.
Косолапова Мила. Впиваюсь глазами в дату её рождения. Девочке почти четыре года. Надеюсь, что это просто совпадение. Молюсь одними губами, чтобы мои подозрения не подтвердились. Личное дело девочки открываю с закрытыми глазами. Итак…
Матери нет, отца лишили прав. Есть старший брат, Евгений…
На знакомом имени сердце ёкает. Этого просто не может быть!
Глаза вновь возвращаются к документам. Но строчки бегают, расплываются, и я кое-как сосредотачиваюсь. Опекун девочки Глеб Княжин…
Личные дела детей выпадают из моих рук и рассыпаются по ковру с детскими рисунками. Я судорожно пытаюсь их собрать, но ничего не получается. За этим занятием и застает меня Татьяна Анатольевна.
− Дана Владимировна, с вами всё в порядке? – вместе с ней мы собираем все листки бумаги и кладем их стопкой на стол.
Директор смотрит на меня настороженно. Думаю, но и уверена, что она не могла не заметить моего бледного лица.
− Извините, но думаю, я не подхожу вам. Простите, что так вышло, − мне очень жаль терять работу, когда я только её нашла, но думаю так будет лучше. Не надо нам снова пересекаться. И я, и он уже перелистнули страницы прошлой жизни и живем дальше. Не стоит снова начинать…
− Так, пойдемте в мой кабинет и поговорим, − она буквально берет меня под локоть и чуть ли не силой тащит на первый этаж.
Успокаивает лишь одно, что дети на занятиях и из-за этого мы никого из сотрудников не встречаем. Секретарша в приемной смотрит на нас с удивлением, что через секунду сменяется на явный интерес, но ничего не говорит.
− Катя, нам черный крепкий кофе, − и ведет меня дальше. Отпускает меня лишь за порогом. – Крепкий, − с нажимом повторяет ещё раз, после занимает одно из кресел вокруг журнального столика, игнорируя рабочий стол.
− Я уже сообщила родителям, что в группе их детей появился новый воспитатель. Думала, да что думала, была уверена, что тебе работа так необходима. И надеялась, что ты нас не бросишь, несмотря на трудности. Так что слушаю, − и директор смотрит на меня таким взглядом, что я понимаю, пока не расскажу всё под чистую, меня отсюда не выпустят.
Но не успеваю и слова молвить, как в кабинет заходит Катя. Неспешно расставляет чашки с кофе перед нами и не слишком торопиться уходить.
− Катя, можешь идти, − Татьяна Анатольевна понимает её любопытство, поэтому быстрее выпроваживает подчиненную.
− Простите, мне действительно очень нужна эта работа. Была нужна, но, − я сглатываю, не зная, как сообщить о близких отношениях с опекуном одной из детей. – Но у меня близкие отношения с родителем одного из детей. Точнее, были отношения.
И я прячу глаза. Такое не поощряется, какой бы век не был на дворе. Работники, относящиеся к образовательному процессу, должны быть безупречны во всём. Как роботы. Не иначе…
В кабинете наступает оглушительная тишина, что давит на виски. Мне хочется зажать уши руками, я еле сдерживаю рвущиеся наружу слезы, но, тем не менее, нахожу силы поднять глаза.
− Кхм… Я даже не знаю, что сказать, − Татьяна Анатольевна обескуражена моим признанием. Даже можно сказать – шокирована.
И до меня только доходит, в чём я призналась. Я впопыхах стараюсь объясниться более точно, что раньше этот «родитель» был не иначе как родной добрый дядя, что, возможно, баловал племянницу подарками, да и только. Плечи директрисы опускаются, и она облегченно выдыхает.
− Фух! Ну ты и напугала меня, − она отпивает кофе. – Сама знаешь, у нас не любят тех, кто влезает в семью. Даже презирают. В начале я так и подумала. Ну раз всё это было так давно, я думаю, что уже не имеет значения. Или я ошибаюсь?