Офигевать от своего поведения – в последнее время это в моем стиле.

Не знаю, радует или печалит меня, что Староверов не предпринял попытки вчера заняться со мной сексом.

Одно хорошо, хоть я и проспала, но на работу нынче опоздать мне сложно. За полчаса я привожу себя в относительный порядок и спускаюсь к завтраку.

Данил снова колдует над туркой.

– Доброе утро, – он указывает мне на блюдо с блинами. – Разогрей.

Староверов говорит это так обыденно, словно мы супружеская пара, которая в браке уже лет двадцать.

Но за кофе, сваренный Данилом, я готова на подвиги.

И я даже ничего не сожгла.

Ибо микроволновка.

Когда я гордо ставлю тарелку перед Староверовым, он меня внезапно огорошивает:

– Хорошо. Можешь сегодня отлучиться. Три часа тебе хватит?

– Должно, – прикидываю я в уме.

– Значит, договорились, – и Данил теряет ко мне интерес.

В целом, завтрак проходит в мирном и каком-то уютном молчании.

Староверов, занятый чтением чего-то на ноутбуке, даже не язвит, не подкалывает меня и никак не комментирует вчерашнее.

Но в преддверии посещения кладбища на душе у меня пасмурно.

Семь лет прошло, а мне все так же тяжело.

Виолетта говорит, я все еще не смирилась с потерей.

Не знаю, вроде я привыкла жить без него, но до сих пор не могу поверить, что его нет. Нигде нет, а не только рядом со мной.

Когда вызванное такси привозит меня к кладбищу, я покупаю у бабушки красные гвоздики и долго мнусь у ворот. Впрочем, как ни оттягивай, ничего ведь не изменится.

Я была здесь не так давно – накануне папиного дня рождения. Тогда я тоже не захотела сопровождать маму с Андреем Владимировичем. Пожалуй, именно в тот момент наши отношения с матерью стали наиболее холодными. Не этого я хотела, но для меня важнее, что я не вижу здесь эту лицемерную тварь – своего отчима.

Хорошо, что Виолетта учится далеко. Плохо, что она скоро приедет.

Но мы обязательно что-нибудь придумаем.

Однако, мой шаткий оптимизм мгновенно тает, когда возле ограды папиной могилы я вижу Андрея – одного из охранников отчима.

У меняя напрочь отсутствует желание подходить ближе, но Андрея это не очень интересует, и он сам идет мне навстречу.

– Виктория Юрьевна, хорошо выглядите.

У него мерзкий тихий безэмоциональный голос. Возможно, я предвзята. Просто я ненавижу все, что связано с отчимом. А у этого даже имя такое же, и глаза тоже бездушные.

Охранник достает из нагрудного кармана конверт и протягивает его мне:

– Андрей Владимирович просил вам передать это.

– Как он узнал, что я буду здесь? – я забираю конверт, хотя хочется его выбросить.

Андрей усмехается и качает головой.

– До свидания, Виктория Юрьевна.

Он проходит мимо, вызывая у меня мурашки. Я стараюсь не оглядываться, хотя он меня пугает. Теплый сентябрьский день теряет для меня свою прелесть.

Смотрю на конверт.

Надо же сколько пафоса.

Ведь не позвонил, и даже не сообщение отправил.

А прислал своего холуя. Чтобы что?

Дать понять, что он за мной приглядывает? Показать, что я не могу от него полностью скрыться? Намекнуть, что я предсказуема?

День становится еще гаже, когда я дочитываю послание.

Постояв у могилы отца минут десять и мысленно пообещав ему вернуть в другой, более подходящий, раз, решаю возвращаться.

Мне надо подумать, а здесь я ни о чем думать не могу.

Проходя центральные ворота, я слышу настойчивые автомобильные сигналы.

Во мне вскипает возмущение: неужели непонятно, что здесь это неуместно!

Высматриваю наглеца и натыкаюсь взглядом на злющего Староверова, стоящего у открытой дверцы автомобиля и неистово жмущего на клаксон.

А. Это по мою душу.