Так и вижу, как Катрина входит в гардеробную и замечает на полу мою спортивную сумку. Я оставил ее еще не разобранной. Лежит там, возле шкафа, с расстегнутой молнией, прекрасно демонстрируя свое содержимое. Я уверен, Катарина все поняла. Осталось только дождаться, когда жена решится предстать передо мной.

Проходит пара минут, и она появляется в комнате. Старательно избегает встречи взглядами. Садится напротив, и ее раскрасневшиеся щеки еще сильнее заливаются румянцем.

Все мое хмурое внимание приковано к жене. Она вздыхает и, резко подняв глаза, глухо произносит:

— Ты был в клубе?

— Был, — твердо отвечаю.

Катарина молчит, а я с досадой спрашиваю:

— Объясни мне, что происходит? — пытаюсь заглянуть ей в глаза, но она, прикусив губу, отворачивает лицо в сторону. Настойчиво добавляю: — Катарина, если мы будем врать друг другу, я не знаю... что дальше... куда хуже? Ты единственная, с кем я еще могу говорить начистоту.

Она медлит пару секунд, но потом на выдохе произносит:

— Я виделась с Игнатом.

— Что? — изумленно вскидываю брови и откидываюсь на спинку стула. — Зачем? Он решил вернуться?

— Нет, — отвечает, взяв со стола салфетку. Опустив грустные глаза, перебирает ее пальцами, занимая беспокойные руки. — Прилетал по делам. Его младший брат окончил университет и хочет работать в банке отца. Игнат помогал ему перебраться обратно в Россию. А сам он останется жить заграницей, — глубоко вздохнув, добавляет: — Навсегда.

— Катарина, — протягиваю с сожалением. — Так не может продолжаться...

— Прошло три года, Ростислав. Между нами с Игнатом целая пропасть. Все слишком поменялось, — голос Катарины вдруг стал мягче и задумчивее, — но я встретилась с ним, говорила... и будто не было этих лет. Словно все осталось по-прежнему... — она поднимает глаза, и мы встречаемся взглядами, — если бы ты только мог это почувствовать... то не злился бы на меня...

— Я не злюсь на тебя, — отвечаю теплее. — Просто не хочу недомолвок.

— Мы не должны обсуждать такие вещи. Это ненормально. В последнее время вся моя жизнь кажется мне какой-то... искаженной, — Катарина подпирает лоб ладонью и с грустью смотрит на меня. — Прости, пожалуйста. Больше никаких недомолвок.

— Очень на это надеюсь, — произношу серьезно.

Ночью, устроившись в постели, никак не могу уснуть. Все думаю о Катарине. За нашу совместную жизнь мы несколько раз говорили об Игнате. Я знаю, она многое держит в себе и до конца со мной не делится. Но в те редкие беседы и сегодня, я вижу, как ее холодная красота становится теплее, лицо проясняется, а взгляд и голос сквозит грустью. Я все думаю, если бы не тот раскол между их семьями, если бы не раздор многолетней дружбы, как бы сложилась их судьба? И моя тоже?

Тогда наши жизни сделали резкий виток, и мы изо всех сил старались претворить надежды в реальность. Только чьи это были надежды? К чему они нас привели?

Мы завязли в делах и ответственности. Поэтому я очень даже понимаю слова Катарины: "... и будто не было этих лет". Мне самому три дня назад довелось испытать эти чувства. Они... пробуждают? Заставляют задуматься? Сам еще точно не знаю. Знаю только, что время от времени мои мысли вновь ускользают к Агате.

Следующим утром, после трех часов напряженной работы, я делаю перерыв. От кружки с кофе поднимается крепкий аромат. Задумавшись, монотонно постукиваю карандашом по столу. Опять перед глазами огорченное лицо Агаты. Я без конца возвращаюсь к этому моменту. Раз так, то у меня нет выбора. Нужно извиниться. Резко останавливаю карандаш. Захватив верхнюю одежду, выхожу из кабинета.