Вздёрнув подбородок и расправив плечи, она резкими движениями сначала сбрасывает широкие штаны, оставаясь в одних лишь цветастых трусах, а потом избавляет себя и от верха, но под ним нижнего белья я уже не наблюдаю. Скомкав вещи, она швыряет их мне в лицо.

— Да подавись ты! — дерзко выплёвывает, обнимая себя руками и закрываясь от меня. — Чтобы я ещё раз повелась на твоё радушие!

Она залетает в ванную и с грохотом закрывает за собой дверь.

Откинувшись на стенку, я сжимаю в руках пижаму, в которой раньше ходила по дому Марина. Я подношу её к носу и вдыхаю.

Нет... Первые месяцы эта бездушная вещица ещё сохраняла насыщенность её аромата, но столько времени прошло....

Она уже давно ничем не пахла, но теперь я ощущаю как от неё исходит приятный цветочный аромат... Надя так пахнет...

Какой же я болван...

Психолог настоятельно рекомендовал мне избавиться от Марининых вещей... От всего, что напоминает мне её, чтобы раз за разом не возвращаться к прошлому.

И что я сделал? Избавился практически от всего, однако самые значимые вещи я оставил.

"Но это всего лишь вещи. Всё, что по-настоящему дорого, должно храниться в вашей памяти", — твердил мне психолог. И он прав.

Надя выходит из ванной. На ней мокрые джинсы и футболка. Сгорбившись, она выключает в ванной комнате свет и подходит к входной двери, которую я заслоняю собой.

— Спасибо за всё, Максим, но я лучше пойду, — не отваживается глянуть на меня, а мне в который раз стыдно за себя и за свой безрассудный поступок.

— Куда ты собралась?

— Подальше от твоих истерик! — говорит она моими же словами и приставляет палец к горлу. — Они у меня уже вот где стоят! Дай пройти!

10. Глава 9. Максим

— Надь, слушай, извини... Просто.., — подбирая подходящие слова, сминаю в руках пижаму и протягиваю ей. — Переодевайся и постарайся успокоиться. Куда ты сейчас пойдёшь? Ночь же на дворе.

— А мне всё равно! Я тебе не кукла какая-нибудь, чтобы играть в переодевания, когда тебе заблагорассудится, — брезгливо глянув на вещи, она горделиво вздёргивает нос. — У меня уже развивается непереносимость тебя и твоих противоречивых мыслей, поэтому я лучше пойду.

— Непереносимость, значит? Хм... Ладно! — демонстративно вставляю ключ в замок, прокручиваю несколько раз, а затем прячу его в карман своих джинсов. — Уходи, но через дверь не получится. Высоты не боишься? Если нет, можешь выйти через окно.

Надя от такой наглости вспыхивает как зарево пожара, я деланно огибаю её, разуваюсь и прохожу в гостиную, оставив её стоять у двери наедине с разрастающимся остервенением. Не удивлюсь, если своей выходкой я сделал только хуже, и она сейчас учудит мне такой же скандал, от которого не так давно мне удалось сбежать.

Надя яростно дёргает за ручку двери, осматривает замок и что-то бормочет себе под нос. Явно проклятья в мою сторону, но проклятьями я сыт по горло. На них у меня с недавних пор выработался иммунитет.

— Зачем ты запер нас? — неистовствует, появившись в гостиной. Руки в бока, локти широко расставлены. — Что ты задумал?

— Ничего! Посижу здесь, пока ты не успокоишься, — отвечаю, развалившись на диване.

— Прошу заметить, я была спокойна! Это ты разорался на меня как базарная баба!

— Я был не прав, но я же извинился.

— Отличная отговорка! Только мне от таких твоих извинений ни холодно, ни жарко, знаешь ли, — сложив руки на груди, она валится в кресло. Красная, злая, недовольная. Сдувает непослушную курчавую прядь волос с лица.

Когда Надя злится, плотно поджав губы, то выглядит гораздо младше своего возраста. С запоздалым раскаянием вспоминаю, что даже не уточнил сколько ей на самом деле лет. Должно быть, она совсем ещё зелёная, но очень милая... когда молчит.