Голова работает яснее, но накатывает слабость, и я снова иду в кровать. Зарываюсь в одеяло и мечтаю уснуть эдак на пару дней, чтобы проснуться уже в относительной норме. И лучше бы дома…

Однако из туманной дрёмы меня выдёргивает звук провернувшегося замка. А вместо Мадины на пороге я вижу Албаева.

Зачем-то про себя отмечаю, что он одет в чёрные брюках и чёрную рубашку, рукава которой закатаны почти до локтя. На правом запястье серебристый широкий браслет, на правом – часы на широком кожаном ремешке.

Зачем надевать рубашку с длинным рукавом, если его закатывать потом?

И, блин, зачем я вообще думаю об этом?

И пялюсь на него – зачем?

– Как ты себя чувствуешь? – по-хозяйски входит в комнату. Хотя, о чём это я? Он и так тут хозяин.

– Хреново, – поднимаю на него глаза, выше натягивая одеяло.

– Знобит?

– И тошнит тоже.

– Пройдёт, – останавливается рядом с постелью и закладывает ладони в карманы брюк. Снова смотрит своим распыляющим в пепел взглядом, выжигая остатки кислорода в комнате. – Тебя вчера отравили. Но больше можешь не бояться – виновные наказаны.

При его последних словах по спине бежит прохладная дрожь, потому что кажется мне, что лучше не попадать под наказания Албаева.

– Кто это сделал? – спрашиваю, хотя догадываюсь, конечно же.

– Неважно. Больше тебе ничего не угрожает. И я прошу прощения, что подверг тебя такой опасности. Мой прокол.

Просит он прощения… Сделал меня своей пленницей за долги брата, а теперь прощения просит.

– Так может, вместо извинений домой меня отпустишь?

– Хорошая попытка, – усмехается, хотя я ждала грозный взгляд и шипение. И… кстати, улыбка у него красивая. Первый раз вижу, иначе бы запомнила.

Бывают такие улыбки, которые в память врезаются. Не обязательно с идеально ровными зубами или ямочками на щеках, а просто… особенные. Вот и у Албаева такая, хотя и идеальные зубы, и ямочки тут тоже присутствуют.

– Можно? – слышу тихое из-за его спины. Это Азиза пришла. – Я еду принесла.

– Входи, Азиза, – позволяет Албаев, который что-то не спешит уходить. – Поставь на тумбочку.

Едва слышно ступая, Азиза оставляет поднос с едой на столе и, бросив на меня взгляд, в котором обещает прийти позже, уходит.

Я скашиваю взгляд на поднос и чувствую, как тут же к горлу снова подкатывает тошнота. О еде я сейчас и думать не хочу.

– Тебе нужно поесть, – голосом повелителя из “Великолепного века” говорит Албаев.

– Не хочу, – мотаю головой.

– Мало ли чего ты хочешь. Съешь хотя бы немного и выпей горячий чай. Ты обессилена. Горячая еда поможет тебе быстрее восстановиться.

– Я же сказала, что не хочу, – хмурюсь и подтягиваюсь на подушке.

– Мне тебя покормить? – выгибает бровь и складывает руки на груди.

Мне тебя послать?

Но в ответ я этого, конечно, не говорю. Лишь впериваюсь в сверхсамоуверенного мужика взглядом. Но и он свой отводить не собирается, похоже.

А ещё я вспоминаю, как он вчера затолкал мне в горло свои пальцы, чтобы меня вывернуло, и чтобы он взялся кормить меня – уж совсем не хочется.

Ну и ладно.

Сама знаю, что нужно съесть хотя бы что-то.

Бросив ещё один максимально убийственный взгляд на Албаева и очень надеясь, что он поскорее уже свалит из комнаты, я сажусь на постели. В зеркале на дверце шкафа напротив замечаю своё отражение – бледная, под глазами тёмные круги, волосы всклокочены. На ведьму из фильмов про инквизицию похожа. После пыток которая уже.

И вдруг неожиданно для самой себя я смущаюсь. Чувствую, как щёки теплеют. Стараюсь непринуждённо пригладить волосы, убрав их пальцами за уши, но спасает это мало.