Несколько повторных жалоб в Магистрат тоже не возымели эффекта — городской маг выполнял свои обязанности, его не сочли опасным и пустили дело на самотёк. Что до ссоры из-за женщины, так они случались и раньше, не в каждую же должен вмешиваться Магистрат.

Война немолодого супруга Янины и одурманенного безнаказанностью мага длилась ещё четыре года и закончилась смертью обоих участников на дуэли.

Смерть мужа для Янины трагедией не стала, сердце болело только за маленького Баркая, лишившегося заботливого и любящего отца в столь юном возрасте. Дядя и дед старательно заменяли мальчику папу, пока месяц назад в их размеренную жизнь не вмешалось проклятие…

Как-то так само собой вышло, что в ответ я рассказала свою историю. Обнявшись, мы долго плакали, прижимая к себе Баркая, из которого по капле утекала жизнь. К обеду он перестал дышать, а Янина впала в пугающий ступор. Я отправила слугу за Шаритоном и Ринаром, а сама держала её за плечи, боясь отпустить. Она больше не плакала, а в глазах плескалась огромная боль, выплакать которую не получится никогда. Я не могла не думать, что в данном случае проклятие забвения — это избавление от страшной участи помнить смерть своего ребёнка, сходить с ума от потери и горя.

В момент, когда умер Баркай, я мечтала забыть о случившемся, и желала, чтобы Янина забыла тоже.

Оказалось, что в Карастели мёртвых не хоронят, а сжигают, причём традиции требовали сделать это как можно скорее. Спустя какой-то час после смерти Баркая мы все собрались во дворе, наблюдая, как строится погребальный костёр. Шаритон и Ринар со своей верной десяткой стояли отдельно, тихо переговариваясь с Эддаром. Огненный маг проводил меня встревоженным взглядом, словно спрашивая, всё ли в порядке, и я лишь неуверенно пожала плечами в ответ.

Случившееся сдавило горло и словно лишило голоса. Я не могла говорить, только молча держала за руку Янину, замершую в стороне ото всех.

— Ты знаешь, ко мне магия вернулась. Словно ничего и не было.

Голос у Янины был мёртвым, как и глаза. Пустым взглядом она наблюдала, как складывают костёр, и меня не покидало ощущение, что она хочет взойти на него вслед за сыном. Равнодушная и выжженная изнутри, она спокойно смотрела, как суетятся слуги и как Тиссей несёт тело мальчика, укладывает его сверху, поправляет саван, прощальным жестом гладит тёмные прядки волос и поджигает политые зельем дрова. Костёр занялся очень быстро, огонь с рёвом вознёсся к небу и ярко осветил собравшихся.

— Ох, и сюда добралась сонная лихорадка! Горе-то какое! Лишимся деток, всех деток лишимся! — надрывно взвыла неподалёку пожилая служанка.

Что-то в её словах заставило обернуться и найти глазами скорбное лицо. Женщина не выглядела ни сумасшедшей, ни одержимой. Её слова странно царапали слух, занозой застряли в душе, и я никак не могла от них отмахнуться. Пришлось подозвать её жестом. Отпускать Янину я побоялась, а тащить за собой было бы кощунством.

— О чём вы? — спросила я, глотая горький комок.

— Так сонная лихорадка, магическая хворь, — затараторила пожилая женщина, теребя край передника. — В бедных кварталах-то сегодня уже два костра сложили, так и до дворца болезнь добралась! Теперь токмо смерть нас ждёт, молодая госпожа. Семьдесят лет назад я была совсем юницей, но всё помню, как сейчас. Да как такое забудешь? Разве забудешь-то? Горе-то какое! Все дети погибли, на весь наш район тогда семеро малышей токмо и выжило, кто уродился со способностями. Остальных развеяли по ветру. Такое горе, госпожа Алина, несколько лет после этого Итáрь как мёртвая стояла. Закрыли нас тогда, запечатали, да и к лучшему это, не вырвалась хворь из Ита́ри, удержали её. Кострами ли, колдовством ли, жертвами ли. Но удержали. Я видела сонную лихорадку, знаю, как она выглядит, вот и сейчас видела — она это! Дворцовый мальчик ещё отличается, хоть и похож, а в бедных кварталах, уж верно она это, магическая хворь. Я уж и страже вчера сказала, и к городскому магу ходила, чтоб ворота закрыли, значит, до дальнейшего выяснения. А что тут выяснять, спасения от неё считай что и нет, сонная лихорадка токмо магией и лечится, но в городе тысячи детей, а лекарей-то едва пару десятков наберётся.