Наверное, поэтому и не получилось устроить истерику, наорать, послать его подальше, швырнуть в лицо его же толстовку, а потом нормально одеться и сбежать, чтобы больше уже никогда не слышать и не видеть. Она, скорее, почувствовала себя пришибленной, растерянной, изумлённой, словно шла к определённой цели, точно следуя маршруту, но в итоге всё равно попала не туда. И теперь очень хотелось выяснить причину, почему же так случилось.

Лиза опустилась на кровать рядом с ним, спросила:

— Она обо мне знает?

— Нет, но… — негромко выдохнул Ваня, на мгновение сжал губы, однако продолжил достаточно спокойно: — В общем, она сказала, что не хотела бы знать, даже если случится.

По правде, и Лиза предпочла бы оставаться в неведении. Точнее, она не желала, чтобы так вообще было. А эта Ириша…

— Но в принципе она не против?

Ваня переглотнул, опять ненадолго сжал губы, даже, кажется, закусил, потом убеждённо произнёс:

— Лиз, ну разве нам плохо? Ты ведь тоже вряд ли веришь, что у нас навеки. Такое случается, конечно. Мои родители ещё в школе начали встречаться, в девятнадцать поженились и до сих пор вместе. Но это скорее редкость.

Ну да. Ей тоже только-только девятнадцать исполнилось, но замуж её вот совсем не тянуло, и далеко-далеко вперёд она не заглядывала, и то, что Ваня говорил, звучало вполне разумно и правдиво. Но всё же обидно.

— И ты же знала, что я доучусь и уеду. Поехала бы со мной?

— Нет, — мотнула головой Лиза, решительно и слишком торопливо.

— Или думала, что я останусь?

Она посмотрела в сторону. Конечно, можно было соврать, но она тоже не стала, пожала плечами:

— Ну, наверное. Иногда так и думала. — Вздохнула.

— Ну, Ли-из, — протянул Ваня виновато, обнял, поцеловал в висок.

Или, скорее, просто прижался к нему губами и зашептал ещё что-то, но, если честно, она плохо понимала, все силы уходили на то, чтобы не погрузиться слишком глубоко в мысли и эмоции.

Но дальше он тоже поступил правильно: чуть отстранился, ухватил пальцами её подбородок, развернул лицом к себе, приник к губам, не сдерживаясь, страстно и жадно, повалил её на кровать, придавил телом, продолжая целовать, не оставляя возможности воспротивиться, перевести дух, задуматься.

И это самое важное — не задумываться. Так и правда лучше — воспринимать не разумом, а телом, не мыслями, а ощущениями. Потому что они-то приятные.

Похоже, ей по жизни везёт на циничных прямолинейно-откровенных реалистов. Правда с Аликом всё изначально прозрачно и только по-деловому, но перспективы точно те же — их попросту нет. И почему-то она совсем не сожалела: ни сейчас — общение с Пожарским для неё как экскурсия в экзотическую страну или даже в параллельный мир — ни тогда, с Ваней.

Хотя, когда он вернулся домой, не на майские, а на постоянно, ей было по-настоящему плохо, не так, чтобы лечь и умереть, но всё равно плохо. Нестерпимо тянуло позвонить ему, или написать. Лиза несколько раз заглядывала на его странички в соцсетях, и даже как минимум однажды (или всё-таки, пожалуй, больше) набрала сообщение. Но не отправила, удержалась в последний момент, удалила. Потом всё-таки выкинула Ваню из друзей — пусть и найти опять очень легко, если задаться целью — и номер телефона удалила. Не бросила в чёрный список, а просто стёрла из памяти. Наверное, и тут сохранила каплю надежды — вдруг он сам позвонит.

Не-а, не позвонил. И тоже, наверное, правильно. Лучше обрубить сразу, чем отрезать кусками. Может, и не менее болезненно, но, по крайней мере, боль не растягивается во времени. А итог же всё равно не изменится.