— Репутация, — проворчал Ливин, наблюдая, как стажерка с видом свалившейся с небес нетрезвой весенней девы идет к своему столу. — Репутацией этот тип дорожил больше, чем жизнью, это все знали, именно поэтому у него получалось превращать в сыскарей разных оступившихся личностей. И он смог убедить ученицу, что его репутация ценнее чего бы то ни было. Занятный тип. Я бы не смог. Если бы кто-то так мной дорожил, не смог бы. Не тогда, когда репутация против жизни. Хм… А может он тоже не смог и эта… нетрезвая мышь, уверена, что он жив. Поэтому искали тихо, вместо того, чтобы натравить коллег на его убийц. Хм…

Нерта споткнулась, чудом удержалась на ногах. Лихо поправила шляпку, похлопала ладонями по пышным кудряшкам, потом похлопала глазами и упорно продолжила путь. Причем, Ливину показалось, что она на несколько мгновений забыла куда идет и поэтому поправляла шляпку и прическу.

— Как банально, — проворчал Ливин тихо. — Взять и начать изо всех сил демонстрировать, что ни капельки не раскаивается. Что готова рискнуть работой? Хм…

Ливин покачал головой, вдруг почувствовав себя чуть ли не стариком. В его жизни тоже были подобные выходки. Давно. Он тогда был еще совсем юнцом и всем вокруг пытался что-то невнятное доказать. Хорошо так доказывал, успешно. Однажды даже наказали командировкой в крепость посреди болот, в которых добывают ценные алхимические ингредиенты, а время от времени неопознанные трупы, иногда со следами насильственной смерти. Столько комаров он больше нигде не видел. Чудо, что они его там не сожрали. Зато гонору поубавилось. Стоило этих комаров вспомнить, сразу мозги включались.

— Отправить рыбный базар инспектировать? — спросил сам себя Ливин и пошел радовать стажерку своей персоной. А то вдруг подумает, что он не в курсе ее выходки и решит повторить?

Дойдя до стола, за который каким-то чудом все-таки уселась Нерта, Ливин понял, что ошибся. Эта мышь не была пьяна и даже похмельем не маялась. Ночь, судя по синякам под глазами и подрагивающим в загадочном ритме пальцам, выдающим прием нескольких доз бодрящего зелья, она провела гораздо веселее, чем в обнимку с банальной бутылкой вина.

Чем там обиженные нехорошими начальниками девушки занимаются?

Ливин это представлял смутно. Зато знал чем занимаются девушки обиженные мужьями, одаривающими браслетиками разных посторонних актрис, гадалок и хозяек цветочных магазинов. Одна такая обиженная, нагулявшись вволю с посторонними мужчинами, побывав на ночных скачках и на морской прогулке решила, что без мужа будет лучше и тихо его отравила.

— Хорошего дня, — сказал Ливин, постояв немного рядом со столом стажерки и убедившись, что она, если ее не взбодрить, так и будет смотреть сквозь «любимое» начальство. И думать о чем-то приятном, судя по легкой улыбке.

Она медленно моргнула. Тряхнула головой, пытаясь сосредоточиться, зевнула в ладонь.

— Хорошего, — выдохнула, убедившись, что Ливин действительно стоит перед ней, а не чудится.

А потом, словно опомнившись, спрятала руки под стол.

— Я все видел, издалека видно, — сказал Ливин.

Она тихо фыркнула и громко хлопнула ладонями по столу. И да, взбодрилась. Еще и нахмурилась.

— Я этого не стою, с одной стороны, — произнес Ливин тоном, каким один из «летних» учителей обращался к кузинам, не желавшим учить историю Старых времен.

Мышь отреагировала точно как кузины, хотя им тогда было по пятнадцать лет, а эта Погремушка постарше будет. Ага, выпрямилась и окинула яростным взглядом. Хороший тон, в общем, правильный.

— Не оценю, — продолжил Ливин. — С другой стороны. А с третьей, вы взрослая женщина, вдова, я вовсе не ваш опекун и бросаться ради меня в чьи-то там объятья, еще и наперевес с бодрящими зельями… меня больше ваша работа волнует.