— Эй, Ринка… - Рома сипит. – Не плачь из-за меня, - тянет руку к моему лицу, дотрагивается до щеки. Поразительно, как увидел, что плачу. Я сама не чувствую слез.

— Рома… - всхлипываю, отчаянно прижимаю брата к себе. – Помогите! – скулю.

Маловероятно, что кто-то услышит из соседей. Я качаюсь, как в трансе, сжимая брата. Убаюкиваю и плачу. Отчаянно не хочу верить в том, что он совсем не дышит в моих руках. Качаю его, что-то не внятное бормочу. Даю ему обещания. Разные. И отлично окончить университет. Бесконечно много путешествовать. Стать известным журналистом.

Без понятия, сколько так сидела в темноте в холодном подъезде, обнимая Рому. Отрешенно замечаю, как по лестнице поднимаются люди. Кто-то матерится. Кто-то перешагивает через нас и заходит в квартиру. Кто-то наклоняется ко мне. Когда в прихожей зажигают свет, я вижу рядом с собой лицо Жеки. Бледный, потерянный, с опущенными уголками губ и с безумной тоской в глазах.

— Где ты был? – шепотом спрашиваю, сильнее обнимая брата. – Почему так поздно пришел? Почему оставил его одного? Почему это случилось? Почему? – мой голос все громче и громче звенит в тихом подъезде.

— Прости, - виновато прячет от меня Женя глаза. – Мы не успели.

— Что не успели? Что? – меня трясет от несправедливости.

Вытираю ладонью мокрое лицо, замечаю, что она вся в крови. Только сейчас осмеливаюсь посмотреть на Рому. Он лежит с закрытыми глазами. Будто крепко спит. Выглядит уставшим, осунувшим, поэтому спит. Трясущейся рукой глажу его по лицу, по волосам. Давлюсь рыданиями. Я все еще не верю, что он совсем не дышит. Не верю, то он больше не откроет глаза и не улыбнется. И не назовет меня малявкой, разбудив утром.

Время замедляется. Все происходит заторможено, будто зависает. Меня поднимают, уводят в квартиру. Сажают на диван и заставляют пить воду. Все вокруг медленно суетятся. Разговоры со всех сторон, но я совершенно не разбираю слов. Тупо смотрю на свои окровавленные руки без единой мысли в голове.

Жека подходит ко мне и берет меня за руки. Устало вскидываю на него глаза. Он поднимает меня с дивана, ведет в ванную. Заходим вместе. Сажусь на край ванны. Друг брата тем временем включает воду, берет мои ладони и подставляет под струю, начинает мягко тереть кожу. Вода окрашивается. С его пальцев, как и с моих, стекают красно-рыжие капли. От этого зрелище у меня перехватывает дыхание. Пытаюсь схватить воздух ртом, но что-то удушающее и зловещее давит на грудь. Пытаюсь дышать, но спазм и внутренняя боль мешают полноценно вдохнуть воздух. Меня парализует, мне, будто мешают жить. Жека, заметив мою паническую атаку, подходит ко мне, прижимает к себе и успокаивающе гладит по спине. Я пытаюсь вымолвить хоть слово, но из горла вырывается лишь бесконечный плач без единого звука. Осознание того, что произошло, медленно и беспощадно надвигается на меня, как локомотив поезда.

Я вырываюсь, молотю Жеку кулаками по груди. Я оседаю, но меня удерживают за руки, поднимают, пытаются прикосновениями успокоить. Внутри настоящий хаос. Ужас и бессилие смешиваются в единый комок.

Сколько по времени мы вдвоем переживаем мою молчаливую истерику, не знаю. Никто не заглядывает вовнутрь, никто ничего не требует. Люди разговаривают за дверью, ходят по квартире и всем абсолютно на меня плевать. Я так думаю. И ошибаюсь.

Выйдя из ванной, после того, как умылась, и более менее придя в себя, натыкаюсь на ожидавших серьезных мужчин в костюмах в гостиной. Они начинают задавать вопросы, как только я приседаю на край дивана. Спрашивают о Роме, о его работе за последний год. Интересуются, как часто звонил и о чем говорил. Я ничего не утаиваю. Понимаю, что все мои слова будут проверяться.