– Это сегодня не случилось ничего смертельного, а на прошлой неделе, когда я чуть не пересчитала носом лестницы в вашем доме? А две недели назад, когда она подсунула мне в кровать тарантула, Демьян Романович? Тарантула!

– Это был совершенно безобидный паук. 

– Да у меня арахнофобия благодаря вашей Доминике развилась! И это в шестьдесят-то лет! 

– Чтобы победить страхи, нужно смотреть им в лицо, – заметил я резонно. Нянька побагровела пуще прежнего. 

– Нет… – покачала головой женщина, – я поверить не могу. И как я вообще выдержала такое вопиюще ужасное отношение целых три месяца?! Я ухожу. Увольняюсь, и точка! –   решительно заявила Марья Ивановна, поднимаясь с места. 

Приплыли.  

Я вздохнул и ослабил галстук. Вот только этого мне сейчас не хватало! Через час самолет. Командировка. Важные встречи, которые расписаны поминутно на две недели вперед, а тут такое. Увольнение няни точно не входило в мои планы. С кем я теперь оставлю Нику? 

– Давайте так: что, если я поговорю с дочерью и возьму с нее обещание не пакостить? Две недели. Мне нужно ровно две недели. Где она, кстати? – спросил, оглядываясь, будто ребенок мог через закрытую дверь просочиться в кабинет. И тут же уставился на няньку, которая, картинно передернув плечами, выдала охренительное:

– Понятия не имею.

– Что?! – прорычал я. – Что значит: понятия не имею? Это пока еще ваша работа!

– Я же говорю, что она совершенно неуправляемый сорванец! Я не смогла ее догнать. 

И это кто из нас тут еще издевается? У меня внутри все моментально вскипело. Забурлило и заклокотало. Максимальная безответственность и безалаберность няни дочери мгновенно вышибла из равновесия. Огромный холдинг, сотни этажей и десятки тысяч людей вокруг! И эта четырехлетняя шпана сейчас носится где-то одна? Замечательно. Просто восхитительно, твою ж... 

– Ну, что с ней может случиться, в самом деле? – как будто не понимая всего масштаба своего прокола, развела руками няня. – Это же ваш офис, здесь ваши люди, и…

– Замолчите. Лучше просто исчезните, Марья Ивановна, с глаз моих ! – прогрохотал я, едва сдерживая рвущийся наружу поток нелицеприятных слов. Бросил только:

– Можете быть довольны: вы уволены! – сжимая челюсти и накидывая на ходу пиджак, помчал на выход из кабинета.

Да, возможно, еще пожалею.

Что уж там!

Скорее всего, пожалею об увольнении единственной стойкой, как оловянный солдатик, няньки своего ребенка, но такое попустительство – это край. Верх наглости! 

– Но… но, Демьян Романович… – заблеяла женщина мне вдогонку, сразу потеряв всю свою спесь. Однако я уже был не просто зол, а в настоящем бешенстве. Уже мысленно прикидывал, сколько сейчас угроблю времени на поиски своего любимого чада, бегая по этажам, вместо того, чтобы закрывать неотложные задачи перед отлетом.

Однако, на мое счастье, долго искать не пришлось. Стоило только открыть дверь и выйти в приемную, как взгляд моментально выхватил проказницу, сидящую на столе секретаря. И у нее явно все было просто восхитительно. 

Доминика с самым беззаботным видом болтала свешенными с края столешницы ногами в красных кедах и уминала за обе щеки булку с повидлом. Обильно размазав последнее по своим румяным щекам. Два хвостика на макушке забавно пружинили, когда дочь вертела головой. Так она еще и умудрялась что-то напевать себе под курносый нос с набитым ртом. 

– Доминика? – уставился на дочь вопросительно, упирая руки в бока.

– О, пливет, папочка! А я тут тебя зду, с тетей Калиной, – просиял ангельской улыбкой мой маленький чертенок.

– Ничего не хочешь мне рассказать, малышка?