Я никогда не была близка ни с одним мужчиной. Но это вовсе не означает, что я не понимаю, для чего двуликий раздевает меня.

Наверное, мне сейчас следует остановить Рисая. Попытаться убедить его скорее лететь домой. И, конечно же, надеяться, что к тому моменту, когда мы доберёмся до дома, внезапно разгоревшееся желание двуликого сойдёт на нет.

Знаю, сделать это будет непросто. Но ведь наши отношения с самого начала не были простыми. К тому же я знаю, что нужна Рисаю для его мести. И пока я нужна ему, он не причинит мне вред.

Двуликий, наконец-то, оставляет в покое мои истерзанные поцелуем губы и утыкается носом в мою грудь, едва прикрытую расстёгнутой одеждой.

- Ты так возбуждающе пахнешь, – еле слышно шепчет Рисай. – К чёрту всё! Я хочу тебя прямо здесь. Сейчас!

Он несёт какую-то околесицу, и я совершенно не понимаю, почему так происходит. С нами по очереди творится что-то странное. Ненормальное. Словно то он, то я, сменяя друг друга, сходим с ума.

- Пожалуйста, послушай, Ри…

Я всё же решаюсь попросить Рисая остановиться. Но двуликий явно не намерен меня слушать. Он закрывает мой рот горячей шершавой ладонью и шипит:

- Чш-ш-ш, Даш-ша.

Я ещё несколько кратких мгновений старательно пытаюсь увернуться и освободиться от его ладони. Однако из этих попыток ничего путного не выходит.

Рисай вновь наклоняется к моей груди, и его губы плотным кольцом смыкаются вокруг соска.

Вздрагиваю от такой внезапной откровенной ласки. Хочу немедленно оттолкнуть двуликого. Но вместо этого зарываюсь пальцами в его густые волосы, сжимаю, что есть силы и зажмуриваюсь от удовольствия.

Зажмуриваюсь до боли.

До рези в глазах.

До калейдоскопа разноцветных и золотистых кругов в темноте.

И через всё моё тело проносится искра.

Она без труда воспламеняет кровь в моих венах. Воспламеняет меня от кончиков волос до самых кончиков пальцев.

Выгибаюсь навстречу этому пламени, принимая его, и издаю не то тихий стон, не то беспомощный всхлип.

Рисай как будто с каждым мгновением становится всё одержимее. Он целует всё яростнее. Безудержнее. С какой-то дикой, животной страстью. Будто и не целует совсем, а ставит бесконечные метки на каждом миллиметре моей разгорячённой кожи…

- Моя… Моя… Ты – моя!

Поддавшись страсти, я даже не сразу соображаю, что двуликий, действительно, произносит эти слова вслух. Раз за разом, вставляя его в короткие промежутки между рваными поцелуями.

А руки Рисая тем временем уже медленно скользят сначала вниз, а потом вверх по ноге. И вскоре пробираются под юбку.

- О-ох… – выдыхаю я протяжно, теряя последние остатки самообладания.

Этот звук оказывается единственным, на который у меня хватает сейчас сил.

Лежать вот так в разложенном кресле в салоне аэромобиля, припаркованного где-то в глуши, среди кустов и деревьев, ужасно неудобно. И немного страшит неотвратимость того, что собирается сделать со мной Рисай. Но мне всё равно.

Лишь бы он и дальше продолжал целовать и прикасаться ко мне. Лишь бы не останавливался ни на миг.

И Рисай продолжает, вырывая из моей груди всё новые и новые стоны постыдного удовольствия.

А когда рука двуликого под моим платьем забирается слишком высоко; когда пальцы дотрагиваются до нежной кожи слишком откровенно…

В боковое стекло нашего аэромобиля что-то громко ударяется. А затем весь салон наполняется ослепляющим белым светом.

Вместе с тяжёлым вздохом в мой рот проскальзывает глухое, недовольное рычание Рисая.

- Какого?..

Вынужденные оторваться друг от друга, мы размыкаем объятия. Двуликий отодвигается, поправляя моё задранное платье. А я непроизвольно тотчас тянусь к нему снова, не желая отпускать.