***
… Не было ни запахов, ни звуков. Снег равномерно покрывал мех, укутывая, остужая жар тела…
***
– Мир…
10
Казалось, прошла вечность. Только вдруг кто-то резко тряхнул за плечи:
– Аня! – услышала свое имя, словно находилась глубоко под водой. – Аня!
Чьи-то пальцы впились в шею, горящее обнаженное тело прижали к другому, такому же горячему… Да так стало жарко, что меня кинуло в пот.
– Я принимаю тебя… – мужской низкий густой голос потек внутрь, согревая, разгоняя кровь и унимая дрожь. – Принимаю…
Я резко вздохнула и заворочалась в крепких объятьях, чувствуя, как чья-то рука, надавливая, прошлась вдоль позвоночника, вторая потянула за волосы, запрокидывая голову. Сухих потрескавшихся губ коснулись жесткие горячие, и тут же чужой язык скользнул в рот, вынуждая отвечать, требуя открыться, учащая дыхание… Я даже нашла в себе силы напрячь руки и попробовать оттолкнуть, но услышала в ответ протестующее рычание:
– Предпочтешь умереть? – и такая жгучая злость в голосе, что внутренности связало узлом.
Дальше он не церемонился. Мне казалось – я утонула в нем. Его руки касались везде, хозяйничали на каждом сантиметре моего дрожавшего тела, словно я давно и полностью принадлежала ему. Не грубо, но настойчиво распаляя какое-то болезненное желание, не давая выбора, вынуждая отвечать…
– Аня… – он надавил пальцем на подбородок, приоткрывая мой рот, нежно поцеловал и выдохнул в губы, – ты должна меня принять…
Вторая рука, как по дорожке, скользнула по центру влажного живота, и, на этот раз не останавливаясь и не спрашивая, двинулась ниже, вызывая во мне бурю протеста, и, как следствие – резкое ухудшение состояния. Прилив сил неожиданно обернулся стремительным отливом, голова закружилась, и я снова начала падать в темноту.
– Аня! – рявкнул Мирослав, больно потянув за волосы. – Я сказал, ПРИНЯТЬ! Черт!
Он вдруг нежно обхватил обеими руками мое лицо, осторожно коснулся губ своими:
– Девочка моя, прости, что так вышло, но у нас нет выбора… Пожалуйста, не уходи… – голос его был все также тверд, но я слышала дрожь отчаянья где-то в его глубине, и вздохнула глубже. – Я не могу позволить тебе уйти. Я не отпускаю тебя, слышишь?!
***
Я слышала… Приподняв мордочку над лапами и склонив голову набок. Снегопад кончился, и перед глазами стелился выбеленный лист заснеженного озера, стыдливо алеющий в лучах заката.
***
Он закинул мою ногу себе на бедро, и, скользнув большим пальцем по губам, протолкнул его в рот:
– Кусай, если будет больно…
Его напряженная вздрагивающая плоть уперлась в лоно, и он с силой двинул бедрами. Зубы сжались на его пальце так, что во рту стало солоно от крови. Казалось, будто я не то, что никогда не была с ним, а вообще не была с мужчиной! Я широко раскрыла глаза и, наконец, сфокусировалась на лице Мирослава, выталкивая его палец изо рта. Черты его лица даже не дрогнули. Взгляд продирал до самого солнечного сплетения, выжигая оттуда всякий стыд и сомнения. Я не сдавалась, и он это видел, но ему было плевать. Я была его, и мы молча поставили в этом вопросе точку.
– Принимай, Аня… – перешел он к следующему, и снова с силой двинулся во мне, разжигая боль внизу живота. – Впусти меня… – обвел пальцем мои губы, медленно отстраняясь, завораживая, как хищник… – Давай… – рыкнул вдруг и сорвался в быстрый ритм.
Резко, глубоко… сильные руки обхватили бедра, приподнимая выше и рывками насаживая на его член.
«Нет!» – кричало все в душе, но тело откликалось на требование зверя. Я чувствовала, как какая-то новая часть меня признает мужчину, опуская перед ним ушастую голову с большими кошачьими глазами. Смерть перестала быть моим выбором, я горячо отвечала жизни и Мирославу «да!», двигаясь навстречу, обхватывая его бедра ногами и выгибаясь, как кошка. Боль отступила вместе с моим сопротивлением… Грудь наполнялась предвкушением и горячими вдохами, кожа покрылась крупными каплями пота, очищая тело, я чувствовала себя так, словно рождалась заново…