Вот так домик у вас, господин Баринов, что не день, то новый день рождения.

- Хорошо, - киваю, убедительно глядя ей в глаза. - Я позвоню. Только телефон со стола возьму.

- Иди... - она хватает меня за предплечье и подставляет нож между рёбер.

Пот течёт по спине. Дыхание рвётся. Глаза мечутся по пространству кухни, пытаясь придумать способ к побегу, к заминке, отвлекающему маневру... Да уже хоть что-нибудь!

Я слышу, как часто дышит женщина.

«Думай, Аня думай!» - мысленно кричу на себя. - «Конкретно ты ей была не нужна, пока она вдруг не решила, что в твоём животе ребёнок Алексея.»

За что она так ненавидит сына?

А главный затык в моей голове в том, что Баринов, похоже, испытывает к матери противоположные чувства, раз оставил ей комнату...

Лезвие ножа вдавливаемся в бок ощутимее, и я чувствую, как под его кончиком критично натягивается кожа.

Что делать? Что мне делать?

Взгляд падает на фарфоровую кошку, которую я так и не вернула на место. Она стоит на столешнице, как раз по левую руку от меня.

Если постараться, можно хорошенько приложить ею по голове. А потом сбежать. Главное - вырваться и выбежать на улицу.

Я даю про себя обратный отсчёт: три, два, один...

Молниеносно выкидываю руку, хватая кошку. Приседаю, подставляя под нож плечо, чувствую, как лезвие входит в кожу и бью со всей дури мать Алексея по голове статуэткой.

- Аааааа!

Из легких вырывается неконтролируемый крик. Женщина падает навзничь. По ее виску течёт алая струйка крови. Убила? Или нет?

Подойти не решаюсь.

Меня трясёт. Позвонить охране? А если убила? Это менты. Меня посадят.

Я хватаю с кухонного стола телефон, совершенно забывая о боли в ноге, выбегаю на улицу и сползаю по закрытой двери прямо на бетонные порожки.

Слёзы подкатывают в нос и горло. Господи, пусть она будет жива. Рука пульсирует свежей раной. Неглубокой, слава Богу, она не успела... Кровь... сегодня очень много крови.

Набираю номер Алексея и задерживаю дыхание, чтобы не сорваться раньше времени и успеть хоть что-то связно рассказать.

- Алло, - он раздраженно берет трубку. - Аня, я сейчас безумно занят...

- Я, кажется, ее убила... - шепчу ему.

- Кого, Аня? - переспрашивает он.

- Маму... - выдыхаю, - твою...

18. Глава 18. Его чувства.

Барин

Санитары, бригада скорой... От количества белых халатов за один день рябит в глазах. 

А сердце... оно, кажется, вообще перестало биться в тот момент, когда Аня сказала, что мать пыталась ее убить. Как когда-то меня... В тот момент я перестал бояться чего-либо в принципе.

- Алексей Егорович, нужно подписать, - качает головой старый врач. - Поверьте моему опыту психиатрии. Дальше - только хуже. А терапия сделает ее безэмоциональной, но вполне безопасной.

- Какой кошмар... - тру шею и затылок ладонью.

Ручка дрожит между пальцев.

Она подумала, что Аня беременна. Хотела убить мою женщину и моего ребёнка...

Это сложно. Но нужно как-то признать, что моя мать - это не эта женщина. Моя уехала или умерла... да, кажется, именно так обычно говорят детям, чтобы не пугать фактом ухода близких. И я говорю своему внутреннему ребёнку так же.

Резко выдохнув, ставлю подпись на согласии и отшвыриваю документ от себя. Ручка скатывается на пол.

- Вы все сделали правильно, - врач легко похлопывает меня по руке и выходит из кабинета.

Я отрешенно смотрю ему в спину. Наверное, правильно будет проводить... 

Встаю и иду за ним следом.

- До свидания...

Закрываю дверь.

Со второго этажа спускается Тимофей Тимофеевич. Хозяин той самой клиники, в которой мы с Аней сегодня были. Никому больше не смог доверить осмотр своей женщины. Выдернул человека прямо со дня рождения внука.