Я оглядываюсь, понимая, что помощь звать без толку. Все разбежались. Вокруг звенящая ночная тишина, которую разрывает только треск огня и… вой сирен. Я по новой цепляюсь за отворот куртки Тима, когда звуки становятся слышны все ближе и ближе. Пытаюсь тащить его за собой в сторону своей машины, но он только отмахивается, отталкивая мои запястья.

– Пусти меня, Золотарева! Пошла на хрен! – слышу, и нет, этот идиот очень даже видит меня. А еще не совсем гонор ему авария сбила, раз огрызается и посылает.  

– Ты ранен, придурок! – рычу в ответ, припечатав хорошенько его кулаком в плечо. – Нам нужно уезжать отсюда к чертям, пока обоих не загребли! 

– Что это была за хуйня?! Как так, твою мать, как?! – вопреки моему “призыву”, усаживается он на асфальт, хватаясь руками за голову. Парня буквально колотит, а лицо исказила гримаса. Хочется невероятно сильно отвесить ему звонкую оплеуху или ощутимый подзатыльник, а еще тряхнуть за грудки и вывести из этой прострации, в которой он “засел”, но я с титаническими усилиями давлю в себе недовольство и желание скрутить его в бараний рог. Беру под контроль свой голос и девочку-язву, что сидит внутри, и приседаю рядом на колени, обхватывая ладонями колючие щеки парня, пачкая руки в его крови.

Главное, не смотреть. Главное, не думать.

– Тимур! Посмотри на меня! – не говорю, требую, заставляя его повернуться. Дожидаюсь, когда взгляд становится осознанным и фокусируется на мне, а потом, четко проговаривая каждое слово, говорю твердо:

– Тебе надо в больницу. Нам надо сваливать отсюда!

– Так вот и сваливай! Какого лешего ты еще тут сидишь, дура? – огрызается Тим, скидывая мои ладони со своего лица.

– Да вот именно потому, что дура, Абашев! – поднимаюсь, потянув его за собой. – Поехали, я сказала… – не успеваю договорить, как рядом с нами резко, со свистом, тормозит машина. Как в каком-то тупом боевике, опускается наглухо тонированное стекло, и я вижу водителя черного внедорожника.

Кучер.

Горло сдавливают тиски. По классике жанра сейчас должно быть предупреждение, и оно не заставляет себя долго ждать:

– Абашев! Бабки за тобой, – неприятно низкий, скрипучий голос парня обжигает решимостью. – И теперь ты мне должен тачку. Сваливать не советую. Я тебя из-под земли достану, – сплюнул “добродетель”, мазнув по мне своим гадким грязным взглядом, и с таким же свистом колес сорвался с места, оглушая ревом двигателя.

– Золотарева, я труп!

– Давай, вставай, гонщик недоделанный. Если не уедем, то раньше, чем Кучер, до тебя полиция доберется, за решеткой ни девочек, ни алкоголя, Абашев! Так что поехали! – наконец удается достучаться до парня.  

С горем пополам мы садимся в машину, и я тут же жму по газам, увозя нас от места ДТП как можно дальше. Виляю переулками и дворами, чтобы ни в коем случае не засветить свою белоснежку на камерах видеонаблюдения. И только когда оказываемся чуть ли не на другом конце города, бросаю взгляд на притихшего парня, откинувшего голову на подголовник, и понимаю, что ему все-таки надо в больницу. Проверить, может, у него сотряс. Он так и держится за рану руками, а по лбу так и течет кровь, капая на щеку, которую тот через раз трет рукавом кофты.

– На! – достаю из бардачка тряпку, которая завалялась здесь с доисторических времен, – держи, – пихаю ему в руки. Не хватало еще, чтобы он мне тут весь белый кожаный салон заляпал своей голубой аристократической кровью. – В больничку тебе надо бы, – смотрю на него с отвращением, понимая, что удивительно, но впервые в жизни от вида крови мне становится так дурно. – Ужасно выглядишь.