Я засмеялась.

– Вы правы, Матео, – забрала пакеты. – Почти сеньора. До завтра.

Я закрыла дверцу и кивком дала водителю понять, что можно ехать.

Сколько я буду бояться? Как долго мне придётся оглядываться по сторонам? Ответ я знала, и он был неутешительным. Всю жизнь. До тех пор, пока жив Амин. И, что хуже всего, я хотела, чтобы он жил долго. Хотела, чтобы его сердце билось, иначе бы не вернулась к нему с противоядием в ночь побега. Любовь сильнее ненависти. А я…

В окне мелькнула чёрная машина. Вроде бы я уже видела её в городе. Присмотрелась. Седан проехал вперёд, но различить, кто сидит за рулём, я не смогла. Сбоку от нас переливалась морская гладь, по другую сторону распростёрлось поле. Я и не заметила, как мы проделали почти весь путь до дома. Чёрный седан впереди свернул с дороги, и мы остались одни.

Всю жизнь…

Я вздохнула и, достав из пакета куклу с верёвочными косичками, улыбнулась. Первая игрушка, которую я сама выбрала для дочери. Провела по светлым волосам, по оборкам платья. К глазам подступили слёзы. Но это были совсем другие слёзы – слёзы, рождённые нежностью.

Амин

Из-за незапланированной поездки в город день пошёл кувырком. Возвращаясь, я до последнего следил за такси Сабины через зеркало заднего вида. Машина здесь – само собой разумеющееся. Но чёрт! Удостовериться в надёжности – всё, что я мог. А в памяти обёрнутое белым саваном женское тело…

Я порывисто расстегнул рубашку. Из-под кровати появилась собачья морда. Зевая и размахивая хвостом, щенок кинулся ко мне. Чуть ли не с ходу принялся лизать ноги.

– Пошёл отсюда! – оттолкнул его я. Видимо, недостаточно сильно. Собака подошла снова. – Пошёл, кому говорю!

Псина обиженно заскулила и наконец оставила меня в покое. Но только я сделал пару шагов к кухне, присела прямо на половик. Да блядь! Я выдернул его прямо из-под ушастой твари. Вот же мелкая сука! В больших карих глазах отразилось недоумение.

– Быстро! – открыл дверь. – Кому говорю?!

Собачий хвост заметался пуще прежнего. Я поглубже вдохнул. Бросил половик на веранду. Щенок вдруг громко чихнул. Подошёл и сел рядом, привалился к ноге и задрал голову. Желание взять его за шкирку и вышвырнуть пропало. Я нагнулся и погладил его. Вышло это совершенно бессознательно.

– И что дальше?

Ушастая тварь лизнула мне пальцы. Уши у щенка были чёрные, на бровях рыжие подпалины. Длинный белый хвост пару раз ударился о деревянный пол. Пёс лизнул мне пальцы.

– Что тут у тебя? – я присел и, взявшись за обмотанную вокруг шеи голубую верёвку, прочитал выгравированную на прикреплённой к ней подвеске в виде лапки надпись: «Tasia».

– Сука, значит, – хмыкнул я, потрепал ещё раз. – Оно у тебя на морде написано.

Утром Захар говорил что-то и про кличку, и про породу. Но мне было не до того. После ночного «визита» в домик по соседству сон не шёл. Я открыл ещё одну бутылку бургундского, но и оно не лезло в глотку. Согнутая в колене нога Сабины, детская кроватка…

Съездить к ней? Или снова дождаться ночи? Пока я стоял под прохладным душем, пытался определиться, как поступить. Нужно было ещё как-то передать ушастую шавку. Накинув на плечи полотенце, я вернулся в спальню и хмыкнул. Тварь стянула на пол рубашку и теперь невинно смотрела на меня, лёжа на ней.

– Да и чёрт с тобой. Всё равно в ней жарко.

Прошёл было мимо, но хвостатая успела ткнуться в ногу.

– Да что тебе надо? – я присел. Провёл по собачьей голове рукой. – Как там тебя? Тася?

Малявка положила мне на ладонь голову. Вздохнула так тяжело, словно была обременена всеми тяжбами мира.