- Таким образом, - только повысив голос, Нехо сумел наконец привлечь внимание юноши, - ты должен покинуть Саис и на моей барке добраться до третьего порога Великой реки, где находится храм Гемпатон.
Выражение лица номарха, тон, которым были произнесены слова, обращённые к Ренси, не допускали ни малейших возражений.
- Я слышал, строительство храма, о котором идёт речь, завершено. – К Ренси вернулась присущая его нраву строптивость.
Нехо уловил это в его замечании и, надменно вскинув подбородок, холодно проговорил:
- Когда меня заинтересует то, что ты слышал, я тебя спрошу. Тебе поручено работать над коронационной стелой, установленной в храме Гемпатон, и ты должен благодарить меня за то, что я замолвил за тебя слово перед самим фараоном.
- Весьма благодарен. Только я вряд ли смогу оправдать твоё доверие.
- Отчего же? – Изумился Нехо, явно не ожидавший такого ответа.
- Во-первых, я не закончил расписывать стены саисского храма; во-вторых, я не присутствовал на коронации фараона и никогда не видел его, - пояснил молодой ваятель и в заключение прибавил: - Я не смогу придать портрету фараона сходство с его обликом – и вряд ли он будет доволен моей работой.
- Глупости! – сердито прервал его Нехо. – Тебе покажут готовое изваяние фараона, и ты, глядя на него, изобразишь его в момент коронации. Что же касается мнения фараона, то в ближайшее время мы его не услышим.
С последними словами номарха никто не стал бы спорить. Каждый житель Египта в эти дни пребывал в тревоге и напряжённом ожидании. Стоявшая под Мемфисом армия ассирийского царя Ашшурбанипала не оставляла сомнений даже у самого тёмного крестьянина: война с Ассирией* неизбежна. Зато о месте, где скрывался Тахарка, мятежный фараон, бросивший вызов самому царю Ассирии, не знали даже его придворные.
- Всё же я должен признаться, что не готов принять твоё предложение, - как можно вежливее сказал Ренси и, прижав к груди обе руки, поклонился.
Нехо подскочил, как будто его ужалила змея. Его грубое с крупными чертами лицо побагровело от гнева.
- Да кто ты такой, чтобы возражать мне?! – вскричал он, глядя на Ренси испепеляющим презрением взором. – Отчего ты возомнил себя выше, чем другой наёмный работник?
Ренси смотрел на него и словно бы слышал голос своего отца: «Подумай сам, разве благородное это дело – быть ваятелем! Это всё равно что быть слугой: каждый помыкает, каждый волен накричать, унизить. Писец же повсюду окружён почётом и уважением. Смотри, нет должности, где не было бы начальника, кроме должности писца, ибо он сам начальник...»
- При храме трудятся десятки мастеровых, и, если я прикажу любому из них сделать что-то, никто не станет мне перечить! – продолжал между тем Нехо, всё сильнее распаляясь от гнева. – Ты должен подчиниться моему приказу, кем бы ты там себя не воображал!
Подавляя злость, Ренси спокойно ответил:
- Я - не «любой мастеровой». Я подчиняюсь непосредственно его высочеству Танутамону, который нанял меня для работы в этом храме.
Он нарочно выделил слово «этом», давая Нехо понять, что менять своё местопребывание не намерен.
Глаза номарха вспыхнули опасным огнём.
- Немедленно собирай свои пожитки и убирайся вон из Саиса! В конце концов это мой город, и мне одному решать, кому здесь жить и работать, а кому здесь совсем не место. И я не думаю, что принц будет возражать против этого!
С подобным приказом не рискнул бы спорить даже самый упрямый и значительный сановник.
- Как скажешь, господин.
Ренси снова поклонился, как требовал обычай, потом развернулся и, уже не различая ни лиц, ни дороги, вышел из храма.