В последний день празднеств к Ренси неожиданно заглянул Депет, в нарядной одежде, с широкой белозубой улыбкой на загорелом лице:
- Не ждал?
Гостей у Ренси никогда не бывало, он давно привык к одиночеству, но появлению Депета обрадовался.
- Садись, - он сделал приглашающий жест рукой, а сам засуетился: - Сейчас поищу, чем тебя угостить. Обильной трапезы не обещаю: я непритязателен к еде, этому научила жизнь. Давно живу один, привык обходиться самым простым.
- Я тоже не избалован изысканными блюдами, - весело отозвался гость и прибавил: - Мы, мастера, все такие...
Пока Ренси разливал по кубкам пенистое пиво, Депет с нескрываемым любопытством осматривал его жилище.
- Твои работы великолепны. Я никогда не видел ничего подобного, - сказал он, когда они уселись на циновке вокруг круглого низкого стола. – У тебя острый глаз и потрясающая память. Такое впечатление, будто Мерет была здесь и ты рисовал прямо с неё...
- Это всего лишь наброски, - неохотно отозвался Ренси, подливая гостю пива.
- Твои рисунки совершенны, я не кривлю душой, а говорю с искренним восхищением. Ты стремишься передать природную красоту лика, такую, какой её создали боги. Никто не делал этого прежде. Ни один художник...
- Ты забываешь, что я – прежде всего ваятель.
- Какая разница, чем ты занимаешься? Ты – творец, и этим всё сказано.
- Разница очевидна, - возразил Ренси. – Живопись – это лишь иллюзия; она подвержена гибели: пожар или ливень – и фреска обсыпается. Камень же вечен! Время неподвластно ему. Он был на этой земле задолго до нашего появления и он останется здесь, что бы там ни случилось. Он твёрд и холоден, но в нём – душа мира, всей вселенной, в нём - истина...
- Знаешь, Ренси, - выслушав его, задумчиво сказал Депет, - знакомство с тобой изменило не только моё понимание о скульптуре, но и мнение о ваятелях. Прежде я думал, что даже самому талантливому ваятелю достаточно сильных рук, а голова у него может быть пустая. Но в беседах с тобой я не перестаю удивляться твоему светлому уму, твоим мудрым рассуждениям...
- Послушай, Депет, - произнёс Ренси, понизив голос, - мне бы не хотелось, чтобы о моих рисунках узнали. Ты же понимаешь, о чём я говорю? Если жрецам станет известно, что я так открыто нарушаю все установленные каноны не только в статуях, но и в живописи, у меня будут большие неприятности. К тому же ни жрецам, ни номарху не понравится то, что я так вольно создаю портреты дочери фараона.
Депет посмотрел на него сощуренными глазами и, поставив на стол пустой кубок, поднялся.
- Я тебе не враг, Ренси. Пойдём со мной: сегодня ты сможешь увидеть Мерет...
Вскоре одетый в свежую набедренную повязку, с блестящей от сандалового масла обнажённой мускулистой грудью, Ренси вместе с Депетом вышел на улицу. Солнце уже зашло с запада и залило крыши домов и храмов густыми красноватыми лучами.
Он увидел Мерет, шедшую в толпе нарядных девушек, рассыпавших на улицах охапки лотосов. На ней были самые изысканные одежды и драгоценности, она смотрела прямо перед собой, высоко вскинув голову. И, конечно, не сразу заметила юношу, подошедшего к ней сбоку.
- Рад видеть тебя, Мерет. Пусть хранят тебя боги!
В свете заходящего солнца Ренси жадно разглядывал лицо девушки, такое нежное и в то же время такое страстное.
- И тебя тоже, - по традиции ответила Мерет. Скрывая своё смущение, вызванное этой встречей, она огляделась: - Так много людей вокруг, посмотри...
- Вижу, - отозвался Ренси, по-прежнему не сводя с неё глаз. - Можно легко затеряться в толпе, правда?