– Согласен с Вячеславом Николаевичем, – кивнув, проговорил Милорадович. – До Санкт-Петербурга меньше двух сотен вёрст осталось, за неделю вполне их можем пробежать и около столицы днёвку сделать. Оправимся, в порядок себя приведём и достойно через весь город сможем пройти.

– Я как бы тоже согласен, – задумчиво произнёс Рогозин. – Для закупки приварка в Новгород можно и пяток подвод отправить. Там хорошие армейские магазины, не грех заехать. А уж за Тосной они смогут полк нагнать. Так что да, можем в Новгород не заходить.

– Согласен, господа. Тогда именно так и сделаем, идём сразу к столице и уже там, у пригорода, делаем однодневную остановку, – выслушав заместителей, принял решение Алексей. – Таким образом, в Санкт-Петербург мы зайдём в первую декаду июня, как и было предписано Военной коллегией.


Первой через Мсту переправилась работная команда во главе с Радованом. Паром был огромный, и в него уместились вместе с людьми полдюжины повозок. Далее на правый берег начали перевозить эскадроны, роты и полковой обоз, уже затемно работавшие в поте лица паромщики переправили полуэскадрон Травкина. Двадцать вёрст перехода севернее Великого Новгорода – и точно такой же паромной переправой полк пересёк широкий Волхов. Всё, теперь до самого Санкт-Петербурга больших водных преград не было, и роты пошли самым скорым маршем по тракту. Седьмого июня под вечер колонна достигла Шушар, и егерям велено было вставать на днёвку у речки Кузьминки.

– Неужто дошли, братцы? – удивлённо спросил, подбивая подмётку на сапоге, Южаков. – Считай, ведь четыре месяца от самых персиян сюда топали. Их благородие говорит, более двух с половиной тысяч вёрст пути за спиной. Даже из Туретчины, от самого Дуная столько не шли, а там ведь в Николаеве долгая передышка у нас была.

– Да уж, и Польский поход никак с этим не сравнится, – поддакнул Калюкин. – А ведь думали тогда: «Ох как далеко мы бежим!»

– Да чего уж там Польский, тыш-ша вёрст только и бежали там, – отмахнулся Лыков. – А вы сюда, в эту нашу дорогу, и дорогу от Аракса до Кизляра ещё прибавьте, небось, опять не меньше тыш-ши в ней будет, да ещё и по горам. Я вон которую по счёту подмётку на сапогах, как наш Ваня, меняю. – Он указал на пристукивавшего молоточком Южакова. – Уже и прибивать-то, почитай, не к чему, всё поизносилось, теперяча только лишь всю пару менять нужно.

– Небось, поменя-яют в столицах, – помешивая в котле навязанной на палку ложкой, пробасил Дорофеев. – И мундиры на новые тоже сменят, не будет же государева гвардия в ошмётках ходить.

– Это само собой, – согласились с готовщиком все сидевшие. – Латка на латку налезает после этого похода.

– А ещё бы медалию на грудь, – проговорил мечтательно Капишников. – А чего смеётесь? У самих-то и не по одной, а у меня только вот за польскую Прагу.

– Медалия – не знаю, а вот премиальные бы точно не помешали, – заметил, откладывая в сторону свой сапог, Южаков. – Вон как после турецкой и польской войны матушка императрица войска одаривала, небось, сынок уж не хуже её.

– В воскресенье пропускную бумагу с печатью получу, медалию начищу получше и на торг с теми премиальными пойду, – заявил, продолжая мечтать, Капишников. – Чего только не накуплю на нём, всё, на что глаз только упадёт. А может, и молодке какой при параде приглянусь. Смейтесь, смейтесь, – отмахнулся он. – Так и просидите со своим серебром в казарме как сычи.

– Ты сначала получи эти премиальные, Спирка, – дуя на ложку с варевом, произнёс Дорофеев. – А уж потом похваляйся. Не знай, как там нас в столицах ещё встретят. Вспомните, братцы, после Польского похода тоже ведь, пока государыня матушка из Москвы не приехала, не больно-то жаловали. Это уж потом, как она обласкала нас на параде, так и все бла́га как из рога изобилия посыпались. Кажись, сварилось? – глубокомысленно произнёс он, пробуя кашу. – Ванюш, ты с сапогом закончил, попробуй, а?