Внутри царил синеватый полумрак, единственным источником света в котором было пламя в камине. Первой меня встречала Ирена. Она заваривала чай, подсыпала в чашку какой-то порошок и, лучезарно улыбаясь, протягивала её мне. Я шарахалась от неё, хотела обойти и натыкалась на Берда.

Он стоял возле печи в расстёгнутой серой шубе и чистил охотничье ружьё. Черты его лица заострились, сделались пугающими, звериными, а глаза отливали краснотой. Едва завидев меня, Берд угрожающе зарычал, обнажая острые пожелтевшие клыки.

Я, спотыкаясь, испуганно отступала и, поскользнувшись на разлитой по полу жидкости, падала. Неловко шарила руками вокруг себя, чтобы подняться, и с ужасом замечала, что они в крови. Тут же вскакивала на ноги, оборачивалась, и мой взгляд падал на труп Дориан, лежавший за печкой. Я испуганно вскрикивала, бежала к выходу и натыкалась на Лану. Она выплывала из прихожей в окружении своих теней, поигрывая в руках окровавленным кинжалом. Девушка зловеще улыбалась, облизывала лезвие и говорила:

– Ты разве не знала, что если дать людям возможность удовлетворять свои страсти в специально организованной среде, то процент насилия в обществе резко снижается?

Я мотала головой, медленно пятилась назад и встречалась с Иреной, которая протягивала мне чай со словами:

– Ты, как Шон Феррен.

– Кто знает, во что на утро ты эволюционируешь, – к ней тут же присоединялся Берд.

Я расталкивала их и бежала вперёд, к камину. Там за круглым деревянным столом в широких удобных креслах сидели Шон с Торнтоном и играли в шахматы.

– Тебе по силам довести прототип до абсолютного совершенства, раскрыть его механику во всей возможной красе, безжалостной и неоспоримой, но ты почему-то старательно от этого уклоняешься, – бесцветным голосом говорил господин Клай и передвигал чёрную фигурку на доске. – Шах.

– Сложную фантазию повторить нелегко. А запатентованную практически невозможно, безразлично отвечал ему Шон, отпив из бокала коньяк, и перемещал белую фигурку.

Я подбегала к нему, падала на колени, кричала, трясла за руку, умоляла помочь, но он не обращал на меня никакого внимания. А Лана, Берд и Ирена между тем медленно, но неотвратимо ко мне подступали.

– Одну и ту же технологию можно использовать, как в быту, так и в оборонной промышленности. Отказываться признавать очевидное глупо. Шах, – парировал Торнтон.

– Шон, помоги! – кричала я и снова трясла его за руку, но он отворачивался к огню.

Блики пламени в полумраке обветшалого дома ложились на его красивое аристократическое лицо ало-оранжевыми лепестками, и Шон, глядя в пустоту, говорил:

– Адское пекло. – Затем поворачивался обратно к шахматной доске и задумчиво изрекал: – Если бы что-то такое существовало в Эдеме, писатели бы повыскакивали отсюда, как грешники с адовой сковородки, внезапно обретшие крылья. Сюрпризы мне не нужны. Шах.

Я непонимающе на него смотрела. Внезапно ощущала, как длинные чёрные пряди щекочут мою щеку. С ужасом дёргала головой и встречалась глазами с Ланой. Она присаживалась на колени справа от меня и, приобняв за плечи, ласково шептала мне на ухо:

– В прошлой жизни Торнтон был помешан на механизмах. – Я переводила взгляд на другого игрока. – Он отвергает свою биологическую сущность.

– Убеждена, что он бы с радостью вырвал из груди собственное сердце и заменил его железным, если бы представилась такая возможность, – вторила ей Ирена, обвивавшая руками шею Шона и любуясь им.

– Он уже не первый год трудится в этом русле, и устройства, созданные на основе его технологии, пользуются бешеной популярностью в Эдеме, – продолжала нашёптывать Лана, глядя отчего-то на господина Феррена.