Подкрадываюсь сзади и, обняв её со спины, целую в щёку.

— Как дела?

Мама застенчиво улыбается и целует меня в ответ.

— Всё отлично! Решила заранее приготовить ужин перед дежурством.

— Снова ночное? Ты хотя бы успела поспать?

Пожав плечами, она принимается за вытирание посуды.

— Моя напарница заболела и попросила подменить её. Как я могу отказать?

Мама поворачивается ко мне, и мне бросается в глаза её непривычно яркий макияж и притворно сияющий вид. За несколько последних лет я и забыла, как выглядит её настоящая, искренняя улыбка. Та, которая исходит из глубины души, а не вымучивается, только чтобы убедить меня или себя, что у нас всё хорошо.

Конечно, мы не всегда жили в таких условиях, в которых меня застал Брайан. Когда-то отец был любящим мужем и отцом, заведовал огромным складом в порту, был добрым и общительным, но в один прекрасный день всё изменилось. Никогда не забуду, как он вернулся домой весь в крови и ссадинах. Его избили свои же сотрудники, которым не понравилось, что их начальник – мексиканец. На тот момент отец сменил уже несколько мест работы по той же самой причине. Что бы не происходило: недостачи, потоп на складе, ошибки при погрузочных работах, виноват «грязный чикано» (Прим. авт. Чикано – этим словом американцы грубо называют мексиканцев). Я подслушивала их с мамой разговор в тот вечер, притаившись у лестничных перил. Пока она вытирала кровь с его лица, он поклялся, что больше ни дня не будет работать на гринго и всего добьётся сам (Прим. авт. Гринго – так мексиканцы грубо называют американцев).

Добился.

Он решил пойти самым лёгким путём из всех возможных: начал играть. Сначала мы не придавали значения его частым отсутствиям по ночам, но, когда из дома стали пропадать ценные вещи, поняли, что всё зашло очень далеко. Возможно, мы и дальше жили бы с мамой, закрывая глаза на подобное, если бы это всё не коснулось нас самих.

Постепенно отец начал играть по-крупному, особенно когда связался с отморозками во главе с Шейном, и они стали в нашем доме частыми гостями. Выпивали, громко смеялись, играли в покер, словно нас и не было поблизости. Обычно я запиралась в своей комнате, заткнув уши наушниками, лишь бы не слышать их противных пьяных и прокуренных голосов. Мама тоже пряталась, как мышка в норке, и я никогда не смогу этого понять и принять, ведь её молчаливое согласие воспринималось дружками отца, как отсутствие возражения.

И в один ужасный день это нам очень аукнулось…

— Детка, как успехи в школе? — из моих воспоминаний меня пробуждает звон тарелки, поставленной передо мной.

Мама уже, оказывается, успела накрыть на стол, пока я вспоминала наше чёрное прошлое, которое я теперь хочу зарисовать яркими красками.

Брайан…

Он – целый набор разноцветной акварели. Правда, он считает, что я – чистый белый лист. К моему сожалению, это не так.

— Всё хорошо. Брайан мне помогает, — непроизвольно улыбаюсь. Когда я думаю о нём, в моей душе пышным цветом расцветает нежность.

Мама тоже улыбается, глядя на меня, но никак не комментирует, приступив к еде.

— Мам, Брайан, конечно, не торопит и ни разу даже не обмолвился, на какой срок мы здесь, но, думаю, нам с тобой нужно стать самостоятельными. Как считаешь? Я могу заниматься фрилансом и…

— Дочь, нет, — она растерянно отпивает воду из стакана и продолжает: — У тебя выпускной класс! Тебе нужно сконцентрироваться на учёбе, поэтому даже не думай ни о каких подработках.

— Просто… — не хочу задеть её следующими словами, поэтому пару секунд обдумываю, как получше выразить свою мысль: — Мы живём здесь уже почти два месяца, мам. Мы вполне могли бы арендовать небольшую комнату на двоих, а после развода можно будет продать дом и купить что-нибудь получше. Начнём с чистого листа! — перебираю возможные варианты нашего будущего кочевания.