– А ты вообще молчи! С тобой я дома поговорю. 

Меня переполняет злость. Прямо чувствую, как она яростно разливается и стучит по венам. Я злюсь на Олю, которая не посоветовавшись со мной, решила без моего ведома меня переселить. Злюсь на младшую сестру, возомнившую себя взрослой, но больше всего на друга, очень вовремя воспользовавшегося ситуацией.

Едва машина останавливается во дворе, я спешу открыть дверь тойоты. Сжимаю до хруста челюсти, одну ногу ставлю на землю.

– Погоди, я помогу, – Бондарев уже стоит рядом и протягивает ко мне свои клешни.  

– Я сам, – бросаю раздражённо.

– Да дай же помочь!

– Сказал же! Сам! – стреляю в него испепеляющим взглядом. 

Отходит чуть в сторону, качая головой.

– Максим, – Женя, выпорхнувшая из машины, виновато потупив взгляд, протягивает мне костыли. – Прости, что сразу не сказала. Я просто заранее знала твою реакцию.

– Это и есть твой подарок? Уйди с глаз долой, – говорю сквозь зубы, забирая у неё костыли.

– Ну Максим…

– Сегодня же собираешь свои вещи и возвращаешься домой, поняла меня?

– Макс, да брось! – снова лезет ко мне Лёша. – Ты же знаешь, как я к ней отношусь.

– Я не с тобой сейчас разговариваю! – повышаю голос. 

– Подумаешь съехались, что такого… Она не маленькая уже, – заявляет мне он, насупившись. – Не должна твоего разрешения спрашивать! 

И тут меня накрывает. 

Значит сперва пока я был в отъезде он за ней ухлёстывать принялся. Знаки внимания, комплименты, подарки, прогулки. Потом какое-то время спустя они и вовсе начали открыто встречаться, несмотря на мои предостережения и запрет. 

Разозлили меня оба. Вправить мозги сестре не получилось. Сопли-слюни, люблю-не-могу. Да и этот упрямо терпел мои «намёки» на протяжении месяца. 

Ладно, скрипя зубами я решил не вмешиваться. Подумал, пусть встречаются, но Лёхе пригрозил, что если с моей сестрой он поступит так, как привык поступать со своими бывшими, то я его собственноручно сотру в порошок. И мы вроде как поняли друг друга. 

Но вот это вот… То, что он её втихаря к себе перевёз… Перебор! Не маленькая? Да ей только-только исполнилось восемнадцать!

В общем, Алёша в очередной раз заслуженно получает по щам. Один из костылей валится на асфальт, друг хватается за морду и скулит, а я, опираясь на здоровую ногу, пытаюсь не потерять равновесие от резкой боли, пронзившей лёгкое. И несколько непечатных слов всё-таки слетают с языка. 

– Эй, ну что ты сделал! – Женька кидается к своему Ромео, а я только сейчас замечаю, что у нас тут оказывается зрители сидят в первом ряду.

Старые перечницы, оккупировавшие лавку, пялятся на меня во все глаза.

– Ой…

– Здрасьте, – откашлявшись, здороваюсь мрачно.

Тупо пройти молча не позволяет воспитание.

– Держи, – перепуганная насмерть Оля поднимает мой костыль. – Зачем ты так, Громов? Да ещё прилюдно! – принимается отчитывать меня дрожащим шёпотом.

– А я вот тебя поддерживаю! – громко выступает Антонина Петровна, бойкая старушенция, которая живёт в третьей квартире. – Связалась не пойми с кем твоя Женька! Мне Бондарев никогда не нравился. Хулиган треклятый.

– Чё эт я хулиган? – обиженно гундосит Лёшка. – Подумаешь, листья когда-то в юности поджёг. Вы мне до гроба теперь вспоминать это будете?

– Чуть не погорели из-за тебя, гад! – кричит она. 

Молча иду вперёд. Хотя «иду» это конечно громко сказано. Ползу как улитка.

– А что такое-то с тобой, родименький?

– Вай… это же что ж стряслось? – начинают наперебой кудахтать бабки.

– Максим, – из подъезда спешно выходит мама.

Глаза на мокром месте. Смотрит на мои жалкие попытки передвижения и морщится так, словно больно ей самой.