– Привет, па, — по обыкновению здоровается с отцом Захар. 

Как по мне, говорить с теми, чьё тело под землёй – сущая глупость. Но Троицкий убеждён в том, что умершие нас слышат. На тему души и потустороннего мира он может рассуждать часами. И не дай бог это слышит Корецкая. Как зацепятся языками, не разнять… Недавно Рената заявила, что, если верить его теории относительно существования иного измерения, то тогда она, с вероятностью до ста процентов, достанет Троицкого в аду, в который все мы непременно попадём.

– Оградку надо покрасить, – озвучивает он свои мысли. 

– Найми кого-нибудь. А хочешь, нашего рабочего Руслана сюда отправим? 

– Нет, не хочу, я сам, – ожидаемо отказывается. – Хоть после его смерти сделаю что-нибудь полезное.

Поднимается ветер, и я, кутаясь в джинсовую куртку, наблюдаю за парнем, присевшим у могилы.

Виталий Троицкий умер от онкологии год назад. Для Захара, не общавшегося на тот момент с отцом, эта новость оказалась настоящим ударом. 

– Видишь, Ариш, как бывает… И хотел бы что-то изменить, а не могу. 

Касаюсь его плеча в знак поддержки. Встаёт, отступает на шаг и тяжело вздыхает. 

– Знаешь, как тяжело на сердце… – опять начинает терзать себя он. – Как подумаю, что сам лишил себя последнего разговора с ним…

Стискивает зубы и дёргает головой.

– Ты же не знал…

– Я мог услышать его. Мог сказать ему что-то важное. Мы ведь так и не помирились, а я хотел… Готов был наплевать на свою глупую гордость!

– Захар, не надо, – обнимаю его и ласково утыкаюсь в шею. 

– Я вёл себя с ним как последнее дерьмо. 

– Он ведь тоже часто был не прав, – спорю с ним я. 

– Да неважно, что бы он ни делал в прошлом, надо было ехать к нему, когда он заболел, – глухо отзывается Захар. 

– Не накручивай себя. 

– Я не был с ним рядом. Ни до операции, ни после. Все заботы переложил на мать. Которая, к слову, хоть и была в разводе с Троицким, но всё же, в отличии от меня, нашла в себе силы на то, чтобы помочь ему. А я? Сидел как последняя мразь в Австралии. Думал, манипулирует как всегда. Даже не подозревал, что не выкарабкается…

В его голосе столько боли, что мне невольно становится не по себе. Я обнимаю его крепче и целую в щёку, слегка покрытую щетиной. 

– Ты хотя бы знал его. Слабое утешение, но всё же. Свою мать я даже никогда не видела. Не имела возможности прикоснуться к ней, поговорить, узнать, какая она…

– Я теперь всю жизнь буду мучиться, Арин, – вдруг признаётся он. – И легче, знаешь, не становится. Ужасно понимать, что ты мог поступить иначе и не поступил… Проще ведь было спрятаться. Переложить ответственность. Сделать вид, что ситуация просто меня не касается. 

– Захар…

Проще ведь было спрятаться. Переложить ответственность. Сделать вид, что ситуация просто меня не касается. 

Отчего-то, совершенно неожиданно, его слова глубоко цепляют меня. Царапают острыми краями, забираются под кожу. Вынуждают провести параллель и задуматься о собственном малодушии.

Прокручиваю в голове последний месяц своей жизни и внезапно становится мучительно стыдно и невыносимо гадко… Никогда ещё не чувствовала подобного отвращения к себе. 

Стоя там, я и решила. 

Решила, что обязательно разыщу Громова. 

И найду в себе силы на то, чтобы извиниться. 

Может, тогда меня наконец отпустит…

15. Глава 15 Арина

Не люблю я эти традиционные ежемесячные вечера. Одно дело проводить время вдвоём с отцом, и совсем другое – терпеть присутствие Кристины. 

Их союз по сей день для меня словно чёртова кость в горле. До сих пор не понимаю, как это случилось. Просто в голове не укладывается. Кто бы мог подумать, что отец заинтересуется моей университетской подругой. Станет с ней встречаться, спать. Я не была готова к такому повороту. И уж точно не была готова к тому, что он на ней женится.