Надо срочно пристегнуться!
Как подумала, так и рванула с места…
Вряд ли осознанно, скорее рефлекторно. Да и недалеко продвинулась. Меня поймали, перехватили за живот, вернули обратно, опять прижали к себе.
— Тише. Не паникуй. Я рядом. Всё хорошо.
Зажмурилась. До судорог в пальцах вцепилась в мужскую рубашку. Сама прижалась к Алихану плотнее.
Зачем?
В жалкой попытке вспомнить недавнее чувство того, что рядом с ним безопасно. Использовать его, как смягчение при падении в случае катастрофы вряд ли получится, твёрдый же, как скала.
Лучше бы всё-таки пристегнуться!
А ещё...
— В этот раз без поцелуев, — предупредила.
Пространство неумолимо сжималось. Прятаться в собственной темноте, зажмурившись и вжимая плечи, я не перестала, но ощущение того, как заканчивается кислород, и всё вокруг давит, становилось слишком навязчивым, буквально въедалось под кожу, неотвратимо забираясь в голову.
И совершенно зря я ещё и поцелуи сюда приплела!
— Почему без поцелуев? — неожиданно заинтересовался Алихан, чуть отодвинув меня от себя.
Объятия превратились в полуобъятия, а он поддел сгибом пальцев мой подбородок, вынуждая приподнять лицо, очевидно, чтобы я на него посмотрела. Открывать глаза совершенно не хотелось. Забиться в укромный угол, раз пристегнуться в кресле не вышло — это да. А ещё лучше, чтоб снова к себе крепко-крепко прижал, забрал это ощущение беспомощности перед огромным миром и погибельной высотой.
— Что, не понравилось?
И с таким-то обвинением это прозвучало…
Словно поймал на вранье.
— Не то, чтобы не понравилось, просто… кхм… — поспешила оправдаться и всё же прекратила зажмуриваться, встретившись со стальным взором.
Не договорила. Дальнейшие оправдания не придумывались. К тому же самолёт тряхнуло. Перед глазами моментально потемнело. Кислород вовсе застрял в горле, словно колючий ком. Ни звука не выдавить. В груди противно сдавило.
Ещё немного, в обморок упаду…
Не очнусь больше.
А жить вдруг безумно захотелось…
Да и, мы же вроде как женаты.
Значит, можно?
Всё равно рано или поздно придётся…
Вот и решилась.
Расстояние между нами — совсем ничтожное. Достаточно податься чуть ближе. Самой прижаться губами к чужим губам. Почувствовать их вкус. Поймать дыхание. Разделить одно на двоих. Увязнуть и забыться в этих ощущениях. Поддаться встречному напору.
Я сошла с ума?
Может быть. Не отрицаю.
Отказываться поздно.
Полуобъятия становятся крепче. Его пальцы — неожиданно горячие, слегка шершавые, плавно скользят по моей щеке. Гладят. Спускаются к шее. Ласкают. Пробуждают мириады мурашек, растекающихся по коже, подобно микро разрядам тока. Забираются в волосы. Обхватывают за затылок. Властно. Надёжно фиксируя. Не позволяют отстраниться, разорвать контакт наших губ. Вместе с тем другая ладонь мужчины подхватывает под ягодицы, одним рывком впечатывая в его тело. Кажется, это уже чересчур и куда больше, нежели хватило бы собственной смелости. Но это не важно. Новый поцелуй — глубокий, такой откровенный и искушающий, как чистый дурман, стирает грани дозволенного, пьянит разум и губит рассудок, сталкивает в ту самую пропасть, куда я снова падаю, как тогда, под дождём, не желая обретать спасение. Нет страха. Есть потребность чувствовать острее, ярче… Мои колени полусогнуты, сжаты вокруг его торса, а жажда заполучить больше настолько велика, что едва ли я осознаю, насколько коварно она прошивает моё тело, вынуждая раз за разом подаваться мужчине навстречу, раскачиваясь в инстинктивном ритме, как если бы меня укачивала эта греховная волна. Я помню, Алихан — твёрдый, как скала, убеждаюсь в этом снова и снова, цепляясь за крепкие плечи супруга до судорог в пальцах. То, каким твёрдым может быть его ответное возбуждение, я тоже ощущаю прекрасно, внутренней стороной бедра. Не помню только, как давно задран подол моего платья. Бельё — слишком тонкое. Он не избавляется. Накрывает ладонью поверху чёрного кружева, слегка надавливает, крадёт протяжный стон из моей груди. Я запрокидываю голову, кусаю губы, стараюсь быть тише, выгибаюсь в его умелых руках. Воздуха снова не хватает. Я буквально захлёбываюсь. Бороться бессмысленно.