Да и запись боя… Очень, очень приятно такое видеть! Тот момент, когда Хараевский снова получил по лицу, хоть и не в жизни, не на самом деле, снова порадовал меня – я не смогла сдержать улыбки. И даже немного восхитилась собой: мои движения были настолько быстрыми, что смазывались, да и полный удивления взгляд орлиноносого, когда я уже метнулась от него, и краснота на скуле… Это было так приятно, будто кто-то большой и пушистый обнял меня и потерся о щёку!

– Рада… сть моя, ты восхитительна! – услышала я тихий шепот.

Что? Радость? Я повернула голову и с негодованием поняла – этот Зи… как его там? Смотрит на меня как ребенок на леденец. Пришлось добавить во взгляд предупреждение – не лезь, зашибу. Он наткнулся на этот красноречивое выражение моей неприязни, округлил удивленно глаза и вдруг тихо рассмеялся.

– Ты маленькая страшная снежинка!

Что? Снежинка? Это... Это… Это издевательство какое-то!

– И не смотри на меня так влюблённо! – сказал… этот просто не знаю кто!

Сказал и ехидно усмехнулся. Я только рот приоткрыла, чтобы что-нибудь такое ему прошипеть злое-презлое, но он быстрым и ловким движением переместился к брату. А я… Я хлопала глазами и губами – возмущение кипело и клокотало в груди, пытаясь вылиться в слова, да вот только слушатель уже не обращал на меня ни малейшего внимания.

Зато декан не промолчал.

– Ну, адептка Канпе, что расскажете о собственных ошибках?

Я поднялась, затягивая время, чтобы успеть взять себя в руки, повела плечом, опустила глаза. Покусала губы, поморгала.

– Ну… – потянула.

А потом подняла взгляд на Хараевского, который снова стоял, сложив на груди руки, и смотрел на меня так, будто даже своей позой хотел сказать: «Я очень внимательно вас слушаю!» и что-то издевательское было и в словах, и в позе, и во взгляде. Будто слова эти должны были прозвучать так ядовито, что от них всё вокруг дымилось бы и плавилось.

Я не смолчала. Уж очень этот тон меня задевал. И взгляд. И поза.

– Не важны здесь ошибки.

– Почему?

– Мои успехи налицо, – я выразительно потерла щеку и пристально всмотрелась в его лицо – где там следы моих рук? Где там та самая левая щека, которую, как мы все только что видели, тер после боя он сам? Намёк более чем прозрачный, а вслух хамить мне воспитание не позволяет.

– Адептка! – у орлиного носа так выразительно раздулись ноздри, что я скромно потупилась.

– Извините, мастер, – пробормотала, похлопала ресницами и послала самый раскаянный взгляд прекрасному мягкому покрытию на полу нашего зала для тренировок.

Парни, казалось, не дышали.

Ещё бы! Легендарному декану, самому выдающемуся воину Академии Королевской Магии какая-то девчонка нахамила.

– Пятьдесят отжиманий! – прозвучало грозное.

Я мгновенно упала и стала отжиматься.

– На кулаках! – ещё более грозное.

«Ой, ой, испугал!»

На кулаках, так на кулаках, и я зажала ладони и оперлась на костяшки и продолжила отжиматься спокойно, размеренно, как некоторые ложку с едой ко рту подносят. А декан продолжил говорить, хотя в речи то и дело мелькало рычание. Не иначе взгляд его падал на меня.

Ну извините, мастер, очень уж я не люблю, когда меня кто-то называет радостью, а потом говорит, что я смотрю на него влюблённо, ну и пусть это были не вы. Но ваш тон, и слова, и поза – вы заслужили тоже. А пятьюдесятью отжиманиями меня не испугать.

Пятьдесят отжиманий это не пятьдесят плетей…

6. ГЛАВА 6. Как легко овладеть магией

Удар, удар, молниеносное движение, которое я не вижу, а только чувствую, удар, перехватывает дыхание, и я уже лежу. Лежу на спине, а надо мной, почти перед самым моим носом возвышается нос орлиный. Дыхание наше смешивается – и я, и владелец носа дышим тяжело. Но только мне тяжелее – я снизу. Это мои плечи придавлены к мягкому покрытию пола так, будто на каждом по рыцарю в полном боевом доспехе старых времен, это моя спина ноет от удара об пол, какое бы мягкое покрытие на нём ни было.