– Да что ты творишь, мальчишка? Не так с ней надо! Сзади! Сзади! И – болевой!

Я хрипло хмыкнула. Сзади? Ну-ну, мастер Хараевский, мало же вы меня знаете! Кот, которого хотели повесить, не даст прикоснуться к своей шее. Ну а я не дам свою спину.

И я вся подобралась и оскалилась.

Противник как раз размял в очередной раз свои мощные плечи и посмотрел на меня. Но оскал мой ему, видимо, не понравился, и он опустил кулаки, которые, готовясь к новому нападению, уже держал у груди.

– Да она зверёныш какой-то! Дерётся не по правилам! – нотки детской обиды мелькнули в этом голосе. А Хараевский сделал два быстрых шага из-за круга, ограничивающего поле учебных боёв, и продолжая говорить, провел приём-захват.

– Ты, Зверевский, не понимаешь своего счастья…

Я, уже предполагая, чем всё может закончится, попыталась увернуться. Увернулась. Только не до конца – мастеру всё же удалось меня захватить. Но его позиция была слаба, и я крутанулась и присела, и из захвата вывернулась.

– Такая редкая возможность поработать с противником, владеющим необычными техниками…

Хараевский сделал неуловимое движение, и я оказалась прижата спиной к его корпусу. Полсекунды на осознание ситуации, в которой я оказалась, были наполнены возмущенным гудением Зверевского:

– Да она против правил дерётся!

А потом меня накрыла ярость, корни которой лежали так глубоко и в таком неприятном месте, куда я обычно старалась не заглядывать. Но сегодня, чтобы справиться с противником опытным, умелым, более сильным и более свежим, я позволила себе заглянуть. Результат был закономерным – противник получил своё.

Я выскочила за круг, тяжело дыша и почти ничего не видя, Хараевский потирал скулу, стоя всё там же, в середине, а Зверевский взвыл, будто прилетело ему, а не мастеру:

– Вот! Вот опять она так!

Хараевский, держась за щёку, очень выразительно прошипел адепту:

– Вот для этого я тебя, выпускника, ставлю в пару с малолетней девчонкой, чтобы ты понюхал как оно в жизни бывает, чтобы не по правилам. – А потом громко и властно уже мне: – Канпе! В круг!

А чтобы у тебя бешеные собаки на могиле порылись! Не хотелось, очень не хотелось, спина горела огнём, но в крови всё ещё бродили вспышки ярости, и я сделала шаг в круг.

Вывалившись с тренировки, я с трудом добрела до закутка, который считался женской раздевалкой. Девиц на боевом было, действительно, мало, но после тренировок нужно было где-то приводить себя в человеческий вид, и им раздевалку и душевую совместили с чуланчиком для уборочного инвентаря. Там меня привычно встретила Ариша, хлопотливо усадила на шаткий табурет. И пока я сидела без сил, металась в узком пространстве закутка, подогревая воду в высокой и такой же узкой, как сам закуток, бадье – почти ванна, да. Как раздевалась (или мне помогала Ариша? надеюсь, что нет), я уже не помню. Очнулась только когда мышцы стали приятно мягкими и ныли усталостью, а не болью.

Я не любила сидеть в ванне, да и вода остыла, поэтому быстро помылась и схватила простыню, чтобы замотаться до того, как шустрая Ариша ворвется в раздевалку без предупреждения. Она хорошая, моя подруга, и даже не знаю, почему немилосердные боги послали мне такого замечательно человека, но вот её непосредственность заставляла меня быть осторожной и держать спину прикрытой.

Ариша села на единственный шаткий табурет и смотрела на меня задумчиво и почему-то радостно.

– Что? – спросила я.

– Как же ты ему врезала!.. – и такой у неё был задумчиво-улыбчивый, устремлённый в пространство взгляд, что я смогла преодолеть усталость и спросить: