– Тэкэра, мы же союзники. Я не понимаю, почему ты её выгораживаешь…

Тэкэра Тошайовна медленно обернулась:

– А я не понимаю другого, уважаемый Ильяс Ниирванович. Потрудитесь объяснить свой столь пристальный интерес к моей протеже!

Декан прямо взвился гадюкой, которой неосторожный охотник наступил на хвост.

– Тэкэра! У неё отличные данные, я хотел бы сам заняться её развитием, но!.. Если её ищет безопасность Короны, то подумай, чем это нам грозит! Нам, всей Академии!

– Слушайте, Хараевский, – в выражении лица Яцумиры сейчас не было даже намека на мягкость или дружелюбие. – Хочешь заниматься с ней – пожалуйста, хочешь развивать – милости прошу. Но в остальное не лезь! В ней нет даже капли сходства с принцессой, портретами которой забиты все газеты. Рада просто молоденькая испуганная девочка, которая потеряла мать! Не цепляй её, понятно?!

Последнее она почти прорычала на самых низких тонах.

– Понятно. Мне всё с тобой понятно, – процедил Хараевский, вставая из-за стола, на котором нервно качался в стаканах и чайнике остывающий чай.

Когда он ушел, чеканя шаг и проговаривая сквозь сцепленные зубы «старая восточная перечница!», ректор едва слышно выдохнула:

– Вот ведь пристали… Что один – хочу посмотреть в глаза адептам, что другой – она сегретто! А у меня – клятва, между прочим!

Подумала, вызывая секретаря: «Могла ли я не влезать в это?» и, подавив вздох, сама себе ответила: «Нет, не могла! Да и девочку жалко…»

***

Я пар{и}ла в тепле и комфорте, передо мной была сложная паутина заклятья, переливавшегося малиновым и бордовым. И хоть она вибрировала от количества магии, рвущейся наружу, но сдерживаемой тонкими замысловатыми нитями плетения, и выглядела при этом угрожающе, мне было не страшно. Я созерцала это зрелище восхищённо, впитывая все узоры, пресечения нитей и расположение узелков, любуясь и одновременно запоминая, пытаkfсь пальцами приблизительно воспроизвести движения, которыми можно было бы вот такое выплести.

Мне было очень уютно, пока неясный шум извне не выдернул меня в мир, где заклятье было лишь плоской картинкой на развороте огромной книги, что лежала передо мной на столе. Стол, обычный стол в читальном зале, рядом что-то торопливо писала Ариша, заглядывая как птичка – одним глазом – в толстую книгу. И шум…

Откуда в библиотеке шум? Я оглянулась.

Адепты толпятся у окон, и даже библиотекари смотрят во двор. Что происходит?

– Дева, долго ещё сидеть тут будешь? – вскочила Ариша, поставив наконец последнюю точку, и тоже устремилась к окну.

Не обнаружив меня рядом, обернулась и бурно стала жестикулировать, а потом и шепотом закричала: «И так почти ничего не видно! Иди скорее!»

Я, удивляясь тому, насколько же подруга энергична, подошла. Ариша тем же шепотом стала объяснять, не глядя на меня и вытягивая шею в попытке рассмотреть что-то за окном:

– Это каждый год бывает. К нам он тоже в прошлом году приходил. Когда мы первокурсниками были. А ты же пропустила, так вот смотри! И вообще, считай, нам повезло – мы оказались в библиотеке в это время, а библиотека в главном корпусе, и окна читальных залов выходят как раз на двор перед входом, где он всегда собирает первогодок.

Из нашего окна был виден строй из спин, стоящих в каре адептов, а перед ними…

Я замерла и медленно сделала шаг в сторону, за спину Ариши. И даже чуточку присела, чтобы спрятаться за ней.

Это было глупо, я знаю.

Вряд ли человек, стоявший перед строем мог бы меня увидеть в окне второго этажа, за несколькими рядами любопытных. Но сделать ничего с собой я не могла, реакция была совершенно рефлекторной.