— То есть, ты не рада, что я решил бросить всё, рискнуть всем, потому что хотел быть с тобой… рядом?

— Нет, не так, я не… — глубоко вдохнула, занервничав.

Власов хмыкнул.

— Все будет хорошо, я доверяю своим людям, они выполнят работу на отлично. Приляг на матрас и отдохни.

Влад отставил бутылку в сторону, как вдруг откуда-то сверху прогремел взрыв. Я зажала рот ладонями и вскрикнула, а он схватился за рукоять пистолета и спрятал меня за своей спиной, направив дуло оружия на вход.

— Тихо… — прошептал, понизив голос до минимума, прислушиваясь к звукам.

Спустя несколько минут вновь раздались звуки стрельбы, но достаточно отдалённо. Паника вернулась, завладев мною с удвоенной силой. По телу начала лупить ледяная дрожь, хуже кнута, а из лёгких вышибло весь кислород.

— Я не хочу умирать, Влад… Не хочу вот так вот! — бормотала на автомате, вжимаясь спиной в угол. — Я не могу оставить Веру одну!

— Шшш…

Развернулся и быстро меня обнял, притянув к себе, вжав щекой в раскалённый монолит — своё безупречное, мускулистое тело, которое становилось только лучше с годами.

— Я не хочу умирать во лжи и ненависти к друг другу! — ударила его кулаком по плечу.

— Ну-ка успокойся! Мы не умрем!

Обхватил ладонями моё лицо, мокрое от слёз, заставил посмотреть на него в упор.

— Не сегодня. Не сейчас.

— Мне страшно… Мне так страшно!

— Я же здесь, я с тобой, — погладил большими ладонями по спине, обжигая лопатки даже сквозь плотную набивку пуховика. — Только не нервничай, хорошо? Просто дыши, дыши! За мной повторяй! Вдох и выдох…

Пытаюсь повторить, прикрывая глаза. Когда Влад меня обнимает, поглаживая по плечам и спине — это работает. Мне становится легче, мышцы расслабляются, а паника стремительно разжижается в крови эндорфинами.

— Тебе нельзя нервничать. Будь сильной, девочка…

От слова “девочка” ёкает внутри.

Опять раздался выстрел совсем рядом и кто-то застонал. Я уткнулась в грудь мужчине, будто он — единственная надежда на спасение, зарылась в нем, мечтая, как в сказке телепортироваться на какой-нибудь лазурный берег океана, где тихо и красиво. А потом в моей голове что-то щёлкнуло, я подняла заплаканные глаза на бывшего и тоненько промолвила:

— Если мы сегодня умрём, может… может мы… простим друг друга?

В ответ воцарилась тишина и повеяло холодом.

***

— Полина… — вдруг простонал он и чуть ли не до хруста обвил меня руками. — Никому тебя не отдам, я же дурею от тебя! Не могу из башки дурацкой всё никак выдавить! Ты моя болезнь, вероятно. Кажется я готов даже наплевать на измену, потому что понял, что не могу без тебя.

— Послушай! Я. Тебе. Не изменяла, — чётко, гласно выделила каждое слово. — Могу поклясться чем угодно, что я верна только тебе, почему ты мне не веришь? Тебя до сих пор слепит ревность?! Умоляю, ради дочки, поверь мне!

— Ради дочки? — выгибает бровь. — Даже так?

— Ради дочки…

— Даже ею сможешь поклясться? Что никогда не ложилась под другого мужика?

Влад знает, что я люблю Веру больше всего на свете, думает, тут я замешкаюсь, но… но я без промедления отвечаю.

— Даже ею.

— Полина… — он одним жарким рывком накрывает мой рот своим и исступлённо меня целует, воруя моё дыхание, мой кислород, мою душу. — Я был не прав. Я признаю это и сожалею, что раньше тебе не поверил! Кажется, произошла ошибка.

Неужели…

Неужели я дождалась этих слов?!

— Это что-то может изменить между нами? — отстраняюсь первая, пытаясь выровнять дыхание, не в силах поверить в услышанное.

— Между нами уже рушится стена, разве ты не заметила? Я скучал по тебе, Полина… Безумно скучал.