Нетрудно было догадаться, что он никоим образом не хотел меня поддерживать. Если бы подошел и пожал мне руку, то показал бы остальным, что я действую с его благословения, а принимая во внимание его общественный вес в городке, тем самым не оставил бы мне никакой самостоятельной роли. Однако мне полегчало, когда я подумал о том, что, если пройду этот экзамен благополучно, Грешам будет рад называть меня своим другом.

Что ж, горькую пилюлю лучше глотать сразу. Я направился к Кеньону, чувствуя, как в меня вонзаются взгляды окружающих. На лицах многих застыло презрение. Все они решили, что я струсил! Некоторые залились краской – им было стыдно видеть, как низко может пасть человек!

Я остановился прямо напротив Кеньона. Всем своим видом он предвкушал мой позор.

Конечно, мне хотелось едва слышно промямлить заготовленную речь, но когда я открыл рот, то обнаружил, что из-за переполнявших меня эмоций силы моего голоса хватило бы, чтобы собрать на построение полк солдат. И тогда отчетливо произнес:

– Кеньон, я сожалею о том, что между нами произошло сегодня утром. Признаю, что не должен был тебя бить не предупредив. Как и обещал, я пришел, чтобы принести тебе мои извинения. Ты их принимаешь?

Кеньон стоял, разинув пасть, словно не веря своим ушам. Он не мог выдавить из себя ни слова и лишь кивнул мне в ответ.

Повернувшись, я пошел к двери. Шаги давались мне с трудом. Никогда еще я не видел столько лиц, обращенных ко мне с презрением, – оно буквально сочилось из каждой кривой ухмылки, так что его можно было собирать ведрами.

Казалось, прошла вечность, прежде чем я подошел к двери, и уже готов был спускаться по ступеням, с облегчением увидев их перед собой, как вдруг кто-то громко меня окликнул:

– Шерберн!

Я остановился в нерешительности.

– Шерберн! – позвали меня снова.

Обернувшись, я увидел, как сквозь толпу ко мне торопливо пробирается Грешам. Подойдя, он стиснул мне руку.

– Превосходно, Шерберн. Я не раз видел, как люди достойно умирали, но такого на моей памяти еще не делал никто! Поздравляю! Выпьешь со мной?

Примерно этого я и ожидал. Приняв поздравления и рукопожатие от такого человека, как Грешам, я уже мог не придавать значения презрительным гримасам окружающих людей. Однако его слова, судя по всему, заставили присутствующих увидеть случившееся в ином свете. Когда я проследовал за Грешамом к стойке бара, народ почтительно расступался; теперь все глядели на меня с оторопью, недоуменно почесывая подбородки.

Воцарилась тишина, которую нарушил опять же Питер:

– Ребята, поднимем стаканы! Хочу представить вам моего друга. Его зовут Джон Шерберн, вот он стоит. Вы слышали, как он просил прощения у Тома Кеньона за свой сегодняшний проступок. Но вы должны понять, что Кеньон не оставил ему выбора. Хочу, чтобы все знали, что днем я привел его в дом Тома Кеньона, и Шерберн предложил свои извинения там. Но Тому этого было мало. Он пожелал устроить спектакль и потребовал, чтобы Шерберн явился в салун, принес извинения при всех.

Я скажу вам, почему Шерберн на это пошел. Нет, не из страха перед Кеньоном. Шерберн – не тот человек, чтобы кого-то бояться. Если не верите, можете спросить о нем в сотне городков на Западе, и вам расскажут, кто он такой! Но здесь он хочет показать себя совсем с другой стороны.

Ребята, он будет вместе с нами охотиться на Красного Коршуна, и поэтому ему нужно, чтобы лучшие люди нашего города стали его друзьями. Он пришел к нам не для того, чтобы хвастаться своей удалью и меткостью. Ради нас Шерберн начал другую игру и, согласитесь, сегодня он зашел с козырного туза!