Инна хотела было улыбнуться и сказать начальнику что-то хорошее, ободряющее, но тут раздался телефонный звонок. И улыбка на лице бухгалтера так и не появилась, и ни одна из пятидесяти трех мышц, обычно задействованных в этой мимической гримасе, так и не сократилась, и слова, уже выскочившие, казалось, на кончик языка, не были проартикулированы.

– Да, милая, – устало сказал Кирилл Кириллович в трубку. – Голос такой, потому что сотрудники мои, что ни день, отпрашиваются с работы. А тебе-то куда отпрашиваться? К маме? Нет-нет, поезжай, конечно. Я не против. Нет, ты не правильно поняла. Конечно, я против, но если тебе надо… Да, хорошо. Я понял. Понял, загляну в холодильник. Хорошо, полью. Хорошо, сделаю. Да, уберу. Ладно, выброшу. Счастливо. – Он положил трубку, некоторое время смотрел на Инну, задумавшись, после чего спросил обреченно: – Ну, что мне с вами делать?

– Отпустите меня к косметологу, пожалуйста.

– Идите уже.

Пока Лариса сидела на кожаном диване у ресепшн, прижав к юной груди ветхий учебник «Актерского мастерства», другая претендентка на роль капли моющего средства была прижата молодым режиссером к стене соседней комнаты и вяло сопротивлялась, причитая:

– Я не могу так сразу… Я так сразу не могу.

– Сразу?! – аж вскрикнул Ираклий и в негодовании отступил. – Да мы знакомы уже четыре дня! – Для наглядности он продемонстрировал Алисе четыре пальца (по два на каждой руке) и гневно потряс ими перед лицом начинающей артистки. – Это, по-твоему, сразу? А постепенно – это сколько? Неделя? А может, месяц?! – саркастично вопрошал режиссер.

– Ну, дело даже не во времени, – сменила тактику Алиса. – Ты бы, например, пригласил меня в какой-нибудь ресторан… Можно даже не очень дорогой.

Алиса еще не знала, что одно из серьезных тендерных отличий заключается в том, что женщина хочет походить с мужчиной по театрам, ресторанам, выставкам для того, чтобы понять, стоит ли идти к нему домой, а мужчина хочет привести женщину домой для того, чтобы понять, стоит ли водить ее по всем этим заведениям.

Ираклий громко вздохнул и задумался:

– Ладно, знаю я одно гламурное местечко. Там такие чебуреки… И люди, между прочим, очень приличные…

Даша постучала в директорскую дверь и вошла.

– Кирилл Кириллович, вот смета ролика про шампунь на утверждение – Инна просила передать.

– Так у нас ведь еще даже сценария нет… – удивился директор.

Даша пожала плечами и положила на стол бумаги. В ту же секунду раздался телефонный звонок.

Кирилл Кириллович поднял трубку и принялся изучать смету.

– Да, милая. Нет, вечером у меня важная встреча… – Он взял аккуратно отточенный карандаш и поставил несколько вопросительных знаков напротив столбцов с цифрами. – От блондинок придется отказаться, – тихо сказал Кирилл Кириллович секретарше.

Даша услышала, как трубка отреагировала, громко «дав петуха», – слов было не разобрать, но даже на приличном удалении от аппарата ухо резали высокочастотные колебания и захлестывающие амплитудные модуляции.

– Нет-нет, милая, это не тебе, это мне придется отказаться от блондинок! – ответил в трубку директор. – Нет, не сегодня вечером, а вообще!

Застывший у очередной цифры отточенный длинный грифель надломился под напором директорской руки, отскочил куда-то к плинтусу и там упокоился с миром, оставив после себя лишь серую въедливую пыль на белом листе.

– Нет, дело не в брюнетках! Да что ж это такое! – Кирилл Кириллович закатил зрачки под верхние веки.

Даша на мгновение ужаснулась при виде опустевших, словно закрашенных белилами начальственных глаз, но вскоре они приняли привычный вид и замерли неподвижно и остекленело. И голос отчаянно, кажется, безо всякой надежды на понимание, произнес: