– Но вы так трудились над платьем.

Пруденс уже жалела, что пришла сюда и открыла свою боль.

Хетти поставила на стол кувшин и два глиняных стакана.

– Это ведь не джин? – спросила охваченная воспоминаниями Пруденс. С той ночи она в самые тяжелые моменты с чувством вины пила остатки бренди.

– Джин? – воскликнула Хетти. – Если бы он у меня был! Это мамин кордиал. Он поднимет ваш дух. – Она села напротив и подвинула стакан.

Пруденс принюхалась и уловила запах трав. Она отпила, сначала почувствовала сладость, а потом закашлялась.

– Да это же алкоголь!

– Всего лишь мамино домашнее вино. Травы пойдут вам на пользу.

Пруденс отхлебнула еще.

– Я так в пьяницу превращусь.

– Да будет вам! А теперь расскажите, что случилось. Вы получили письмо?

Пруденс еще немного отпила.

– Да. Ты не поверишь, от жены моего брата. Сожалеет, что я не смогла присутствовать, и жаждет поделиться всеми подробностями.

– Что ж, это мило с ее стороны.

– Мило?! Да это просто насмешка, причем откровенная! Все подробности о приятном обществе, изысканном свадебном обеде, о ее платье и новом костюме Эрона, об их доме. И все эти шпильки нацелены в мое сердце.

– Ох! – Хетти отхлебнула кордиала.

– Это правда. Это она решала, кого приглашать, а кого не приглашать на свадьбу. Это она не захотела видеть меня в Дарлингтоне.

– Ваш брат мог дать ей отпор, если бы хотел.

– Может быть, и нет. Она принесла в их семью кругленькую сумму, а ее отец в городе весьма влиятелен.

– И все-таки ваш брат – глава семьи.

Пруденс вздохнула:

– А я все время нахожу ему оправдания… Я просто дурочка, правда? – Она отпила еще. – Понимаешь, я так надеялась на эту свадьбу. Там я была бы леди, вращалась в достойном кругу. Я могла бы даже…

Хвала небу, она прервала свои откровения раньше, чем призналась, что мечтает встретить джентльмена, который обожал бы ее.

– Крепкая смесь. – Пруденс хмуро посмотрела на свой стакан.

– Отлично лечит простуду и ревматизм.

И разбитое сердце? Ее мечты разлетелись вдребезги, забрав с собой надежды.

Покачивая в руке стакан, Пруденс отпивала по глоточку.

– Я не хочу так жить, Хетти. – Пруденс сообразила, что это могло прозвучать оскорбительно. – Я имела в виду не место и не людей, но… я хочу большего. Я хочу…

– Мужа. Каждая женщина этого хочет, и каждый мужчина хочет иметь жену. Но я знаю, для леди вроде вас это нелегко. Вы не можете выйти за простого человека, а чтобы выйти за джентльмена, вам нужны деньги.

– А ты принесла деньги в семью?

– Я принесла постельное белье и новую одежду для себя. И я здоровая и работящая, как и Уилл. Он знает свое дело, а я умею вести дом и заботиться обо всем.

– Я знаю, как вести дом.

– Со слугами, – сказала Хетти без явного намерения обидеть.

– К примеру, с этим домом я управляюсь, – запротестовала было Пруденс, однако потом вспомнила о хлебе, который не пекла, об одеялах, которые никогда не стирала, о моли, которая прогрызла в них дырки. Да, она убиралась и вытирала пыль, но не делала крем для рук, не поджаривала корни одуванчика для чая, не держала цыплят. – Я действительно знаю, как вести хозяйство со слугами, – согласилась она. – Когда мы жили в Блайдби-Мэноре, я помогала управлять нашей частью. Помогала присматривать за ценными вещами вроде тончайшего полотна, стекла и фарфора.

И все это ушло. За исключением любимой вазы матери и двух стеклянных винных стаканов, из которых она пила бренди с каким-то мошенником и повесой…

Хетти смотрела на нее округлившимися глазами, потом долила стаканы.

– Вы жили в поместье?

– Что? Да, в Блайдби-Мэноре… Но не так, как ты думаешь. Мой отец служил там библиотекарем.