Вот почему Басс любил слоняться у «Колумбус-Хауса». Ему казалось, что этот отель – средоточие всех сильных мира сего. Когда ему удалось скопить денег на приличный костюм, он стал по вечерам ходить в центр города и часами простаивал с приятелями у входа в отель; он щелкал каблуками, дымил сигарами по пять центов пара и, рисуясь, с независимым видом поглядывал на девушек. Тут бывали и другие молодые люди – городские франты и бездельники, заходившие в отель побриться или выпить стаканчик виски. Басс восхищался ими и стремился им подражать. О человеке тут судили прежде всего по платью. Раз люди хорошо одеты, носят кольца и булавки в галстуках, – что бы они ни делали, все хорошо. Басс хотел походить на них, поступать, как они, и его опыт по части пустого и бессмысленного препровождения времени быстро расширялся.

– Почему бы тебе не брать у постояльцев отеля белье в стирку? – сказал он Дженни, выслушав ее рассказ о событиях дня. – Это куда лучше, чем мыть лестницы.

– А как это сделать? – спросила она.

– Да просто обратись к портье.

Совет показался Дженни очень разумным.

– Только смотри не заговаривай со мной, если встретишь возле отеля, – предупредил он ее, когда они остались одни. – Не подавай виду, что знаешь меня.

– Почему? – простодушно спросила она.

– Ты прекрасно знаешь, почему, – ответил брат; он уже не раз говорил, что у них у всех слишком жалкий вид, из-за такой родни сраму не оберешься. – Если встретимся, проходи мимо, и все. Слышишь?

– Хорошо, – кротко ответила Дженни. Хотя брат был лишь годом старше, она всегда ему подчинялась.

На другой день по дороге в отель она заговорила с матерью о предложении брата.

– Басс говорит, мы могли бы брать у постояльцев белье в стирку.

Миссис Герхардт, которая всю ночь мучительно раздумывала над тем, как бы заработать еще что-нибудь сверх трех долларов в неделю за уборку, одобрила идею Басса.

– Это верно, – сказала она. – Я спрошу в отеле.

Однако, когда они пришли в отель, удобный случай представился не сразу. Только под вечер судьба им улыбнулась: старшая горничная велела вымыть пол перед конторкой портье. Это важное должностное лицо явно к ним благоволило. Ему пришлись по душе добрая, озабоченная мать и хорошенькая дочка. И он благосклонно выслушал миссис Герхардт, когда она осмелилась задать ему вопрос, который весь день не выходил у нее из головы:

– Может, кто из ваших постояльцев согласится давать мне белье в стирку? Я была бы так благодарна.

Портье посмотрел на нее и снова прочел на этом невеселом лице безысходную нужду.

– Посмотрим, – ответил он и тотчас подумал о сенаторе Брэндере и генерале Гопкинсе. Оба они люди отзывчивые и охотно помогут бедной женщине. – Поднимитесь наверх к сенатору Брэндеру. В двадцать второй номер. Вот, – портье записал номер на бумажке, – пойдите и скажите, что это я вас прислал.

Миссис Герхардт дрожащей рукой взяла бумажку. Ее глаза были полны благодарности, которую она не умела выразить словами.

– Ничего, ничего, – сказал портье, заметив ее волнение. – Пойдите сейчас же. Он как раз у себя.

Осторожно и почтительно постучала миссис Герхардт в дверь двадцать второго номера; Дженни молча стояла рядом.

Через минуту дверь открылась, и на пороге ярко освещенной комнаты появился сенатор. Он был в изящном смокинге и выглядел моложе, чем показалось им при первой встрече.

– Чем могу служить, сударыня? – спросил он миссис Герхардт, сразу узнав обеих.

Мать совсем смешалась и ответила не сразу:

– Мы хотели спросить… может, вам надо постирать белье?

– Постирать? – переспросил он удивительно звучным голосом. – Постирать белье? Ну, войдите. Сейчас посмотрим.