Она пошла дальше.

Кроме труб на полу лежал слой грязи; на одной стене висел мощный электрический щиток, устаревший на несколько поколений, а на другой – выцветшая диаграмма, пояснявшая природу и цели гидравлического оборудования, когда-то соединявшего два зеленых обрубка. Вот и вся инфраструктура.

Мертвый мужчина лежал в огромной луже собственной крови на спине, согнув колени и локти. Его поза напоминала позу карикатурного человечка, исполняющего какой-то старомодный танец. Лицо и туловище были залиты кровью. Определить возраст точно не представлялось возможным, но Соренсон решила, что ему лет сорок. Зеленое пальто, хлопковое, но чем-то утепленное, не старое, но и не новое, с молнией или пуговицами, было расстегнуто, и Соренсон увидела серый свитер и кремовую клетчатую рубашку. И то и другое выглядело грязным и старым и выбилось из брюк, а потом все это задрали наверх.

На теле имелись две ножевые раны. Первая представляла собой горизонтальный разрез на лбу, примерно в дюйме от глаз. Вторая, глубокая – на одном уровне с пупком. Большая часть крови натекла именно из нее и собралась на теле, так что пупок убитого напоминал наперсток, наполненный высыхающей краской.

– Что вы про это думаете, шериф? – спросила Соренсон.

– Они порезали ему лоб, чтобы ослепить, – ответил Гудмен, стоявший около двери. – Кровь потекла в глаза. Старый трюк во время драк на ножах. Вот почему я решил, что работали профессионалы. Дальше было легко. Они задрали рубашку, воткнули нож под ребра и повернули его. Но не до конца, потому что он умер не сразу.

Соренсон кивнула своим собственным мыслям. Это объясняло огромное количество крови. Сердце жертвы продолжало работать, храбро и бессмысленно.

– Вы его знаете? – спросила она.

– Никогда не видел раньше.

– Зачем они задрали рубашку?

– Потому что они профессионалы. Не хотели, чтобы нож застрял.

– Согласна, – сказала Соренсон. – Думаю, это был длинный нож, так? Чтобы наверняка добраться до грудной клетки.

– Восемь или девять дюймов.

– Свидетель видел нож?

– Он ничего про это не говорил. Но вы можете сами у него спросить. Он сидит в машине моего заместителя. Греется.

– Почему они не воспользовались пистолетом? – спросила Соренсон. – Двадцать второй калибр с глушителем – более типичное оружие для профессионалов.

– В замкнутом пространстве все равно было бы достаточно громко.

– Тут на многие мили вокруг ничего нет.

– Тогда я не знаю почему, – признался Гудмен.

Соренсон взяла фотоаппарат и сделала несколько снимков общих и крупных планов.

– Вы не возражаете, если я сдвину тело? Хочу проверить, нет ли документов.

– Это ваше расследование, – ответил Гудмен.

– Правда?

– Преступники уже покинули наш штат.

– Да, если они поехали на восток.

– А если на запад, это вопрос времени. Не вызывает сомнений, что им удалось проскочить мимо дорожных постов.

Соренсон промолчала.

– Они пересели в другую машину.

– Или машины, – добавила она. – Они вполне могли разделиться и ехать дальше по отдельности.

Гудмен вспомнил пустые места по обеим сторонам припаркованной «Мазды» и подумал о своей ориентировке: любые двое мужчин в любой машине.

– Я не подумал о такой возможности, – признался он. – Похоже, я тут сильно напортачил.

Соренсон не стала его утешать. Она обошла лужу крови и присела на корточки на самом сухом участке пола, который ей удалось обнаружить. Левой рукой оперлась о него для равновесия, правую положила на труп и принялась его ощупывать. В кармане рубашки она ничего не нашла. В пальто, снаружи и внутри, – тоже. Ее руки в перчатках покраснели от крови. Женщина проверила карманы брюк – ничего.