Я промолчал.

– Здесь повсюду шастают группы таких парней, – продолжал он. – И даже множество разных групп. У нас страшно раздутые штаты. Необходимо что-то предпринять. Скажу больше: это просто неизбежно. Я каждый день слышу такие разговоры в Конгрессе. И мы ничего не можем сделать. Мы должны постоянно помнить об этом. А такие люди, как ты, – в особенности.

– Как я? – переспросил я.

– Среди личного состава слишком много майоров. Наверняка слишком много.

– Полковников тоже много, – съязвил я.

– Полковников-то все же меньше, чем майоров.

Я промолчал.

– А я был в твоем списке тех, кто мог вылезти из-под камня? – спросил Фрейзер.

Вы были в этом списке, подумал я.

– Так я в нем был? – снова спросил он.

– Нет, – соврал я.

Он снова улыбнулся.

– Хороший ответ. Пожелай я заменить тебя кем-то, я велел бы убить тебя прямо там, в Миссисипи. А может быть, и приехал бы, чтобы самому заняться этим.

Я ничего не ответил. Он посмотрел на меня, и почти сразу его лицо начало растягиваться в улыбке; эта улыбка перешла в смех, который он изо всех сил старался подавить, но так и не смог. Его смех походил на лай, на чихание, и он должен был, откинув голову назад, смотреть в потолок.

– Что? – спросил я.

Его взгляд снова впился в меня. Он все еще улыбался.

– Извини, – произнес Фрейзер. – У меня все время вертится в голове эта избитая фраза. Ты знаешь, как говорят эти парни? «Его можно даже не арестовывать».

Я ничего не ответил.

– А ты ужасно выглядишь, – объявил он. – Ты знаешь, здесь есть парикмахерские. Тебе бы стоило там побывать.

– Не могу, – ответил я. – Мне надо выглядеть так, как я выгляжу сейчас.

За пять дней до этого мои волосы были на пять дней короче, но и этой длины вполне хватало для привлечения внимания. Леон Гарбер, в ту пору снова мой командир, вызвал меня в свой офис, и поскольку в его послании было указано «без повторений без посещений с какими-либо намерениями относительно процедур личной гигиены», я понял, что он решил ковать железо, пока горячо, и отругать меня как следует, пока улики были налицо, а точнее – на голове. Именно с этого и началась наша встреча. Он спросил меня:

– Каким нормативным армейским документом регламентируется внешний облик солдата?

Я посчитал это типичным для него вопросом с подвохом, поскольку сам Гарбер был, вне всякого сомнения, самым неряшливым офицером из всех, виденных мною. Он мог взять со склада квартирмейстера новехонькую шинель класса А, и через час она выглядела так, как будто он прошел в ней через две войны, спал в ней и как минимум три раза занимался на ней сексом с пьяной женщиной в критические дни.

– Не могу припомнить, – признался я, – каким нормативным армейским документом регламентируется внешний облик солдата.

– Да я и сам не могу, – сказал он. – Но я, кажется, вспомнил, что стандарт на ногти пальцев рук и правила личной гигиены изложены в восьмом разделе главы один. Я могу очень четко описать все, что сказано на той странице. Ты помнишь, что там сказано?

– Нет, – ответил я.

– В ней сказано, что соблюдение стандартов гигиенического ухода за волосами необходимо для того, чтобы обеспечить единообразие в облике военного контингента.

– Понятно.

– Все делается в соответствии с этими стандартами. Тебе известны указанные в них требования?

– Я был очень занят, – ответил я. – Я только что прибыл из Кореи.

– А мне докладывали, что из Японии.

– Там была короткая промежуточная остановка.

– И сколько ты там пробыл?

– Двенадцать часов.

– А в Японии есть парикмахеры?

– Уверен, что есть.

– Японским парикмахерам требуется более двенадцати часов на то, чтобы подстричь мужчину?