– Я полагал, что рейнджеров готовят в Беннинге.

– 75-й[7] на время отправляет своих лучших парней в Келхэм. Это неподалеку. Для тренировок на местности.

– 75-й – это же полк для выполнения спецопераций.

– Так они и мне сказали.

– И у них обучается достаточное число рейнджеров, с помощью которых можно обеспечить городу нормальное существование?

– Похоже на то, – согласился Гарбер. – Город не очень большой.

– Ну а что они говорят? Дженис Мэй Чапман убил кто-то из армейских рейнджеров?

– Сомневаюсь, – покачал головой Гарбер. – Возможно, это дело рук какого-то спустившегося с гор дикаря.

– В Миссисипи еще водятся дикари? И там, что, есть горы?

– Значит, это лесной дикарь. Деревьев-то там полно.

– Как бы там ни было, но с какой стати мы вообще говорим об этом?

Перед тем как ответить, Гарбер встал, вышел из-за письменного стола, пересек комнату и плотно запер дверь. Он был старше меня и намного ниже, но в ширину мы казались почти одинаковыми. И он был встревожен. Гарбер не часто держал дверь своего кабинета закрытой и редко мог выдержать дольше пяти минут без того, чтобы не обрушить на какого-нибудь несчастного короткую проповедь, или афоризм, или лозунг, которые он обычно выражал в форме, максимально легкой для запоминания. Он вернулся к столу и снова сел в кресло, при этом подушка, лежащая на сиденье, издала легкое шипение, выпуская из себя воздух. Удобно расположив свое тело, он спросил:

– Ты когда-нибудь слышал о месте, которое называют Косово?

– Это на Балканах, – ответил я. – Типа Сербии и Хорватии.

– Там назревает война. Очевидно, нам предстоит попытаться ее остановить. Очевидно, нам это не удастся, и дело кончится тем, что мы начнем своими бомбардировками вытрясать дерьмо то из одной воюющей стороны, то из другой.

– Понятно, – согласился я. – Всегда хорошо иметь в запасе план Б.

– Сербохорватский узел – это просто бедствие. Подобное Руанде. Полный тупик. И это двадцатый век, о господи!

– Как мне кажется, это дело вполне в духе двадцатого века.

– Думаю, сейчас все должно быть иначе.

– Могу дать совет: надо дождаться двадцать первого века.

– Мы не собираемся ничего дожидаться. Мы попытаемся сделать Косово сейчас.

– Ну что ж, тогда желаю успехов. Только не обращайтесь ко мне за помощью. Я всего лишь полицейский.

– Да у нас и так людей хватит. Работать вахтовым методом: туда-сюда…

– И кто это? – спросил я.

– Миротворцы, – ответил Гарбер.

– Какие? Из ООН?

– Не совсем. Только наши парни.

– Я и не знал об этом.

– Ты не знал, потому что вообще никто не должен знать об этом.

– И на сколько все это может затянуться?

– На двенадцать месяцев.

– Нам предстоит скрытное развертывание сухопутных сил на Балканах и обеспечение их пребывания там в течение целого года?

– Это вовсе не такая масштабная операция, – пожав плечами, ответил Гарбер. – Скорее что-то типа рекогносцировки – по крайней мере, вначале. На тот случай, если позднее что-то произойдет. Но в основном все делается для того, чтобы погасить конфликт. В том регионе действует масса враждебных друг другу политических группировок. Если кто-то вдруг спросит, мы всегда сможем сказать, что нас пригласил один из этих парней. При этом каждый думает, что нас поддерживает его соперник. Это играет роль сдерживающего средства.

– И кого же мы пошлем? – спросил я.

– Армейских рейнджеров, – ответил Гарбер.

Гарбер рассказал мне, что Форт-Келхэм на законном основании все еще действовал как курсы подготовки рейнджеров, но в дополнение к этому на его территории размещались два полнокомплектных батальона – имеющих кодовые названия батальон «Альфа» и батальон «Браво», – состоящие из уже подготовленных рейнджеров, тщательно отобранных из состава 75-го полка, которые секретно действовали в Косово на основе ежемесячной ротации. Относительная изолированность Келхэма делала его месторасположение превосходным с точки зрения сохранения секретности. Нет, дело не в том, сказал Гарбер, что мы действительно чувствуем необходимость скрывать что-то. В этом деле участвует очень немного людей, к тому же это гуманитарная миссия, выполняемая из самых чистых побуждений. Но Вашингтон есть Вашингтон, и о некоторых делах лучше помалкивать.