«Это фиаско, братан», -сообщила табличка. Это фиаско, братан… Фиаско… Фиаско… Братан… Я закрыл глазки. Я хотел заплакать и не мог. Ведь утята не плачут. Моё маленькое сердечко трепыхалось быстро-быстро. С бешеной скоростью.
Я вдруг вспомнил кое-что не к месту, а, может, как раз вовремя… Когда-то очень давно, когда я маленьким мальчиком гостил в деревне у бабушки, у нашей курицы вылупились цыплята. Крохотные пушистые жёлтые шарики. Я побежал за одним из них, хотел взять в руки и прижать к лицу, чтобы ощутить прекрасное мягкое тепло маленького тельца.
Но моя бабушка сказала тогда мне, маленькому Юрчику, что крохотный цыплёночек может очень сильно испугаться и погибнуть на месте от страха. Что у таких маленьких цыпляточек слабое сердечко, которое не выдерживает жизненных бурь. Да, моя бабуля тогда так и сказала, про жизненные бури. Как знала…
О ё! Так у утят, наверное, сердечко тоже не железное! Слабое, в смысле. Не хотелось бы откинуться, вообще-то. Так, успокойся-ка ты, Юрец. Глазки закрой свои и дыши глубже, ёу. А лучше постарайся уснуть, пока возможность есть. Может, проснёшься, и ничего этого вовсе не будет…
Но уснуть мне была не судьба. Поскольку, стоило мне закрыть глазки, как над ухом грянуло: «Во саду ли, в огороде девица гуляла!» Я аж вскинулся. Голоса были женские, похабные. Подозреваю, что пели девки с таблички. Ну, хлебала у них шевелились в такт. Девки трясли титьками и водили хороводы.
Затем всё стихло, паскудная табличка с голыми девками пропала, вместо неё появилась простая надпись. Чёрным, как говорится, по белому. Надпись гласила следующее: «Итак, Гровецкий Юрий, Юрий Гровецкий, двадцать пять лет, не привлекался, не состоит, нет, нет, нет, да, в связях, порочащих его, замечен неоднократно… Гм. Да-с. Для особо одарённых разъясняем ситуацию. Ситуэйшен.
Итак, ситуэйшен, как она есть, заключается в следующем. В битве с дев-мобом означенному Юрию Гровецкому удалось сохранить свою жизнь под номером пять, напоминаем, у игрока Гровецкого Юрия осталось ровно 5 (пять) жизней…» «Какой пять?! -бешеным писком взъярился я. -Какой пять-то?!»
К своему законному возмущению я добавил, конечно, ещё кое-какие словечки. Минут пять добавлял. «Ладно, шесть, -согласилась табличка, -пошутить уже нельзя. Что за народ… Что за народ-то пошёл?! Шуток не понимает…» Табличка превратилась в белого лебедя и улетела, лениво помахивая крыльями…
Некстати вспомнился анекдот: «Махнёт Василиса правой рукой — озеро возникнет, махнёт левой — лебеди по озеру поплывут. Махнёт ещё граммов двести — появятся галлюцинации посложнее».
Что со мной-то произошло в этот раз? На галлюхи не похоже. Чувствую я себя, кстати, неплохо. И даже потихоньку начинает охватывать меня подзабытое в этом Джаммире чувство радости жизни. Радостно мне становится отчего-то. А отчего, и сам не понимаю. Но порадоваться, как всегда, не успеваю.
Потому что табличка вернулась. В виде всё того же лебедя, сопровождаемая разудалым музыкальным сопровождением, если сию какофонию, конечно, можно так назвать. Сидевшие на просторном лебедином крыле девки голосили вовсю: «А белый лебедь на прудуу качает падшую звездуу!»
После чего махом спрыгнули с крыла и построились по стойке смирно по периметру образовавшейся таблички. Так и захотелось заорать: «Грудь вперёд, товарищи девки!», как обязательно поступил бы Крошкин, окажись он тут.
«Итак, -как ни в чём ни бывало продолжила табличка, -разберёмся с жизнью под номером пять, миль пардон, шесть. Гм. Итак, вернёмся к истокам. А именно, к поруганию прелестного секси дев-моба. Да. Да!!! Дев-моб уничтожен. Но. Но!!! Очки повреждения наш секс-символ нанести всё-таки сумел! Умудрился!