Но я боролся. Боролся изо всех сил за свою очередную жизнь. При этом свет вокруг становился всё тусклее и тусклее, видимо, символизируя мои затухающие жизненные силёнки. И движения членов моих становились всё медленнее и медленнее. В смысле, рук и ног движения.

И водичка эта джаммировская вдруг плотность свою с каждым взмахом конечностей моих увеличивала. Да не взмахом, а слабым трепыханием уже. Не взмахом… Наконец оставили силы Юрца Гровецкого, оставили…

И замер означенный Юрец в позе эмбриона, скукожившись в маленький жалкий пушистый комочек в ставшей вдруг тёплым розовым киселём ещё недавно ледяной воде. Нет, жизнь и сознание вовсе не покинули меня в этот раз, нет. Но испытал я вдруг в полной мере спокойствие и защищённость от всего на свете.

Благодать снизошла на Юрца, окутала его и успокоила. Понял я, что всё пустое, всё, ё моё, есть тлен… Как же это, как… «В мире временном, сущность которого – тлен, не сдавайся вещам несущественным в плен…» Да, ёлы, даа, именно так когда-то любила говорить она. По поводу и без.

Она. Сабинка. Всё время мне этого чувака цитировала. Да и не только его. Сабинка эта чего только не знала. Сабинка… Забудь, Юрец. Лучше пораскинь умишком своим, чё это тебе так хорошо-то стало во вражьем стане-то? Отчего так славно-то?

И где я, ёлы-палы? И почему нахожусь я будто в своей личной нерушимой крепости, где не достанет меня никакая малиновая мразь? И где я почему-то сыт. Да, жрать-то больше не хочется. А вот подушку придавить можно было бы. Да только и без подушки всё ок. Удобно. Хорошо. Спокойно. И думать ни о чём неохота… Посплю я, пожалуй…

23. глава 23

Юрий.

Блаженство… Тепло… Хорошо… Я плаваю в чём-то тёплом, родном и приятном… Я как в колыбельке. Закрытой со всех сторон. Мама… Моя мама сверху греет меня своим тёплым-тёплым тельцем. Рядом мои братики и сестрички в своих колыбельках. Мама греет их тоже. Нам хорошо и спокойно…

Что-то мельтешит перед моими закрытыми глазками. Я чувствую это что-то по движению воздуха перед моим клювиком… Что?! Где я?! Кто я?!

Рывком открываю свои маленькие глазки. Откуда я знаю-то, что они маленькие?! И с какого перепуга у меня вдруг образовались братики и сестрёнки?! Во множественном числе, мать их! Ответ приходит, откуда не ждали. Ждали, то есть. Да, именно оттуда.  Прямо перед моими маленькими глазками, прямо перед моим маленьким аккуратным клювиком… Аааа! Клювиком…

Короче, возникло перед моей аккуратной головёнкой табло. Табло синее. Старославянским шрифтом цвета детской неожиданности по табло бегут строчки, пританцовывая на ходу. Строчки гласят: «Ну что, упрямец! По первости подведём итоги, итоги-итоги-итоженьки. Гм. Итак…

Итак, погнали! Go. Да-с. Aller. Да-с. Gehen. Да-с. Ты в культурный сеттинг попал, между прочим, Гровецкий Юрий, Юрий Гровецкий, двадцать пять лет, не привлекался, не состоит, нет, нет, нет, да, в связях, порочащих его, замечен неоднократно. Да-с. И-т-а-а-а-к!»

-Да ты задрал, идиот! -хочу заорать я. Но вместо абсолютно справедливых и адекватных слов из моего маленького горлышка вырывается лишь тоненький, но, надо заметить, весьма громкий писк. Писк?! Маленького горлышка?!

Как в последнюю надежду впиваюсь взглядом в чёртово табло. Именно табло, блин! Поскольку оно огромное. Либо кажется мне таковым…

После небольшой обиженной паузы табло продолжает сухим деловым шрифтом, кажется, calibri, на автомате отмечаю я. 

Родной до боли calibri гласит: «Итак, повторяем. Повторение мать учения. Да-с. На момент встречи с транс-мобами означенный игрок имел: уровень: одиннадцатый; очки опыта в количестве 620; денежные средства в количестве 620 игровых центов соответственно.